— Я просто хочу поговорить, — осторожно заметила я, опасливо поглядывая на его бледный профиль. — Когда в меня почти перестали верить, я потеряла память…
— Ты потеряла не память. Ты потеряла две очень важные вещи. Совесть и мое расположение! — с усмешкой произнес Император, а я сглотнула, пытаясь понять, что он от меня хочет? Что я могла ему пообещать? — Но сначала ты потеряла совесть. Я сколько раз просил тебя… Я даже стоял на коленях перед твоей статуей… Что ты мне ответила? Ах, я забыла! Замоталась! Погоди немного, я займусь твоим вопросом. Обещаю! Честно-честно!
Я так понимаю, что в битве самооценок моя начинает резко проигрывать.
— С тобой невозможно разговаривать. Как не придешь, ты вечно что-то жрешь! Говоришь с набитым ртом! А потом: «Да-да! Конечно! Я все вспомнила! Подожди пару дней! Главное, не нервничай!». Так что вон отсюда! Не испытывай мое терпение! — рявкнул Император, опустив голову и поглаживая лоб пальцами.
— Я честно не помню… Как же ты не понимаешь, — шептала я, но он резко встал с кресла. На всякий случай я отошла подальше.
— Еще одно слово… Еще одно слово, богиня, и уничтожу тот последний храм, который построил тебе! Вон отсюда! Убирайся! — процедил Император, а я очень понадеялась, что его просьбой было повышенное женское внимание к его нескромной амбициозной персоне.
Он снова упал в кресло, а я украдкой положила руку на зеркало красивое прямоугольное зеркало в черной раме, чувствуя, как плывет под ладонью холодная зеркальная гладь. Да, тяжело нам с тобой будет! Тебе со мной точно!
Обиженная, разгневанная и обиженная, я очутилась в своей комнате, прижимая к груди бланки, которые бережно сложила на полку. Нет, второй раз я так рисковать не хочу! Что там еще? Я обернулась на внезапный женский крик, который доносился из зеркала.
— О, богиня! Насилуют!!! Насилуют!!! Девственности лишают!!! — орало зеркало задыхающимся женским голосом. — Да, милый, да! О, богиня! Как же это приятно!
А! Тут по любви… Все нормально. Я задумчиво отломала хлебушек, выложила на него колбаску и стала грустно жевать, подтягивая трусы на ленточках! Так, что мы еще не смотрели? «Тушеный заяц», — подсказало оглавление, пока у меня на грудь сыпались крошки, а я любовалась роскошным блюдом, пережевывая свой обед.
— Ёптить! Капец-капец-капец! — внезапно послышалось хоровое пение из зеркала, перебивая чей-то порочный экстаз. Я увидела розовый храм, стоящих на коленях жриц, и несколько пар трусов и какой-то облезлый парик. — Откликнись, дорогая богиня! Мы принесли тебе дары!
Я экстренно пережевывала и проглатывала содержимое щек, чтобы ответить. Пока что к радости верующих, коих явно прибавилось, на них летели лепестки под божественное вытье какой-то очень голодной собаки. Погодите! Сейчас дожую! Одну минутку!
— Доброе время суток, дорогие мои! — ласково произнесла, чувствуя, как начинаю икать. — Ик! Ой! Что у нас… Ик! На этот раз?
Внезапно старшая жрица встала, гордо вскинув голову, а на нее тут же уставились все жрицы в розовых туниках, жадно ловя каждое слово.
— Богиня сказала, что страдает! Она страдает от наших пороков! Мы не умеем ценить дары ее! И теперь она гневается на нас за то, что мы пренебрегли ее даром! — старуха смотрела поверх покорно склоненных голов. — Истина в том, что все мы — рабыни любви!
Отлично, молодец! Выпишу тебе премию! Старую жрицу уже несло в дебри диалектического — материализма, а я бросила трусы и парик в шкаф. Откуда ни возьмись, у меня появился еще один шкаф! Уходила — шкаф был один, а теперь два! Мама- шкаф и детеныш — шкафчик.
Я задумчиво осмотрела свой интерьер, понимая, что ночью меня приспичит в туалет, есть вероятность перепутать двери и обзавестись пятном на божественной биографии. Не порядок! Я впряглась в шкаф, чувствуя мучительные приступы икоты. Шкаф с божественной помощью уже дополз до середины комнаты, а я упиралась ногами в пол, толкая его спиной.
Из зеркала раздался детский голосок, а я посмотрела в зеркало… Маленькие ножки бежали по храму, а я своими глазами видела простоволосую девочку в старом платье, которая шлепала босиком по плитам из розового мрамора.
— Здесь живет великая богиня? — пропищал ребенок, восторженно глядя на статую и лепестки. — Скажите мне? Можно с ней поговорить? Мне очень-очень надо!
— Дитя мое, — ласково заметила старшая жрица, выходя к ней и положив руки на хрупкие детские плечи. — Богиня не может разговаривать с каждым! Ты скажи нам, что тебя тревожит, а мы попробуем…