– На убой всех везут. Люди говорят, немцы одних пленных тысячные колонны по дорогам гонят.
Остальные в компании его поддержали. Говорили, что у германцев сильная техника, авиация, бьют они наши войска, как хотят.
– За что голову класть? – услышал я и такую фразу. – За сраные колхозы?
В общем, поголовным патриотизмом в тот период не пахло. Я вспомнил этот подслушанный разговор много лет спустя, когда узнал, что в первый год войны попали (или сдались) в плен три с лишним миллиона моих соотечественников, бойцов Красной Армии. Кроме героизма и самопожертвования было и нежелание воевать. Ничем другим не объяснишь массовую сдачу в плен красноармейцев в начале войны.
Учебный полк, куда я попал, находился неподалеку от Куйбышева. Волга, живописные Жигулевские горы, а поселок рядом с нами назывался Яблоневый Овраг.
Выяснилось, что в армию поступило новое вооружение – противотанковые ружья. Они способны пробивать броню всех немецких танков, и будущие расчеты готовят из лучших, физически крепких и смелых новобранцев.
Я попал в первый взвод первой учебной роты. Прибытие на место учебы совпало с наступлением наших войск под Москвой. Настроение будущих курсантов поначалу было приподнятое, едва не восторженное.
Во-первых, мы теперь не просто курсанты, а самые лучшие и смелые, которым доверили новейшее оружие. Немцев бьют под Москвой, и радио каждый час торжественным голосом диктора Юрия Левитана сообщало о стремительном продвижении наших войск. Освобождены города Сталиногорск, Калинин, Клин, Елец и множество населенных пунктов.
Политрук учебной роты читал сообщения об успехах Красной Армии. Только за первые пять дней контрнаступления потери врага составили 30 тысяч убитых, уничтожены и захвачены более 500 танков, 4000 автомашин, 400 орудий.
Но вскоре радостное настроение сменилось на будничные, довольно тяжкие заботы. Зима 1941/42 года не была особенно суровой. Морозы стояли за двадцать, как обычно в этих краях. Но люди по ночам мерзли. В огромной казарме размещались две роты по двести человек и топились две небольшие печки.
К утру вода в ведрах покрывалась коркой льда. Спали одетые, накрывшись, кроме одеял, потертыми шинелями второго срока. С одеждой тоже было плоховато, особенно с обувью.
Не хватало валенок. Выдавали ботинки размера на два больше, совали туда газеты, обматывали ноги двойными портянками. Впрочем, днем мерзнуть не давали – все делалось бегом. Противотанковые ружья, запущенные в производство еще в сентябре, выпускались пока небольшими партиями. На роту выдавали одно ПТР системы Дегтярева. И в течение дня его по очереди изучали все четыре взвода.
Больше занимались по плакатам, о боевых стрельбах и речи не шло. Противотанковое ружье системы Дегтярева представляло собой странное оружие: общая длина два метра, массивный ствол с дульным тормозом, рукоятка, приклад и сошки. Все как-то примитивно, похоже на самоделку.
Но тяжелые патроны с массивными головками смотрелись солидно. Плакаты утверждали, что на сто метров пули пробивают 40 миллиметров брони, а на пятьсот метров – 25 миллиметров. Учитывая, что броня большинства немецких танков не превышала эту толщину, мы вполне могли с ними справиться. Ружье системы Дегтярева весило 17 килограммов, было однозарядным. При выстреле сильная отдача открывала затвор и выбрасывала гильзу. Вставляй следующую и снова целься. Поэтому скорострельность этого ружья (ПТРД) была довольно высокая: до десяти выстрелов в минуту.
На вооружении армии состояло еще одно противотанковое ружье – самозарядное системы Симонова (ПТРС). Оно было такого же калибра, но имело магазин на пять патронов и обладало большей скорострельностью. ПТРС я видел только на плакате. В начале учебы ни одного экземпляра самозарядного ружья в учебном полку не было.
Как я понял, выпуск этих ружей налаживался медленно. В одних источниках говорилось, что за 1941 год было выпущено всего 600 ПТРД и 80 штук ПТРС. В других справочниках утверждалось, что за этот период выпустили 17 тысяч ружей системы Дегтярева и 77 штук ПТРС. В любом случае в конце сорок первого года противотанковых ружей в армии не хватало, но производство их увеличивалось быстрыми темпами.
Фамилию командира учебной роты я не запомнил. Кажется, это был старший лейтенант, которого я изредка видел на поверках. Он был загружен организационными и хозяйственными делами, двести курсантов – не шутка.
Зато с нами постоянно находился командир взвода лейтенант Зайцев Тимофей Макарович. Несмотря на свои двадцать восемь лет, был он наполовину лысый, по характеру спокойный и рассудительный. Может, потому, что службу начинал рядовым красноармейцем.