— Я хочу! Я хочу! — захлопала в ладоши Эдит.
— Леди не говорят о корсетах, Алиса! — откинувшись назад, прошипела Ина, потом выпрямилась, и на ее лице застыла выжидательная улыбка.
— Алиса? — услышала я низкий и теплый голос мистера Доджсона.
Я кивнула, боясь поднять глаза. Когда я их все же подняла, то была вознаграждена полным любви взглядом. Не знаю, как я поняла, что это любовь. Ее ли я видела в его глазах в тот день в саду, когда он сказал, что я ему снюсь? Возможно, но это было уже очень давно.
Я знала только то, что под таким взглядом чувствовала себя… красивой. Красивой и свободной говорить все, что пожелаю, думать, о чем хочу. Я не могла ошибиться. Не могла ошибиться в его глазах голубого цвета.
— Да, пожалуйста, расскажите нам историю, — попросила я.
И он рассказал.
— Жила-была девочка по имени Алиса… — начал он.
— О! — не удержалась я.
Мистер Доджсон рассказывал нам сотни историй, историй, действующих лиц которых мы узнавали, даже если у них были имена совершенно абсурдные, непохожие на обычные. Однако никогда прежде он не использовал наши имена. Я улыбнулась ему, ожидая продолжения. Ина, кипя от злости, уставилась взглядом в свои колени.
— Алиса начала уставать сидеть с сестрой на берегу реки, — продолжил он, к моему великому восхищению, не называя сестру по имени.
Так он повел рассказ о девочке Алисе, белом кролике (который всем нам напомнил папу вплоть до мелочей, до карманных часов. Даже Ина смеялась!), о падении в кроличью нору, о безумном приключении со странными существами…
— Все страннее и страннее! — воскликнула я, а сюжет истории тем временем кружил, завивался и закручивался узлами.
Мы добирались до Годстоу целый день, но, словно загипнотизированные мистером Доджсоном, никуда не хотели торопиться. Тонкий голос мистера Доджсона, такой тихий, что нам приходилось склоняться к нему, делал рассказ лишь еще более захватывающим. Голос то повышался, то понижался по мере развития действия. Даже мистер Дакворт жадно ловил каждое слово.
— Доджсон, вы сами все это сочиняете? — один раз прервал он рассказ.
— Шш! — вскинулась на него Эдит. — Продолжайте!
Мистер Доджсон повернулся и кивнул:
— Боюсь, что да.
Но, по-моему, мистер Дакворт ему не очень-то поверил.
Как это ни поразительно, его рассказ растянулся на весь день. Когда мистер Доджсон начинал замолкать и у него иссякали слова, один из нас обязательно просил рассказывать дальше, и он продолжал. Мистер Доджсон прерывался лишь при необходимости: когда мы высаживались на берег в Годстоу, где он помогал нам выбраться из лодки, привязывал ее и нес за нами, девочками, корзину, а мы бегали, разминали ноги после долгого путешествия. Мы нашли подходящий стог сена (в Годстоу обычно ставили огромные стога, в которых всегда имелась возможность приютиться, потому что располагались они достаточно далеко от реки и земля была сухой, а жуки не очень страшными). Расстелив одеяло, мы стали пить чай с пирогами из корзины. Мистер Доджсон пил чай галлонами (должно быть, потому, что слишком много говорил и у него пересохло во рту). Он возобновил рассказ с того самого места, на котором остановился, — с гусеницы.
Так мы провели тот золотой день (однажды все-таки ему пришлось основательно прерваться, чтобы мы с Эдит могли полазать по монастырским развалинам. Обвалившиеся камни, темные углы и запах плесени всегда приводили меня в восторг, хотя я так никогда и не видела привидений.) Потом мы собрали вещи и поплыли вниз по течению домой. Когда мы пересекли Том-Куод,[5] усталые и умирающие с голода (с тех пор как были съедены пироги, прошло довольно много времени), все еще жадно ловя каждое слово мистера Доджсона, уже смеркалось. Наконец он подошел к концу, к тому месту, когда сестра разбудила Алису и ее сон закончился.
Мистер Доджсон умолк. Мы стояли посреди двора перед колледжем, возле тихого фонтана, поверхность воды которого сплошь покрывали листья кувшинок, — и молчали. Мы не могли говорить. В голове моей жили персонажи истории. Мне было грустно. История кончилась, как скоро кончится и мое детство. Мне подумалось, что мистер Доджсон за все время знакомства рассказал нам сотни историй. Но сейчас мне не удавалось вспомнить ни единой подробности хотя бы одной из них. А ведь когда-то они тоже наполняли мое сознание картинками, мыслями — словом, мечтами.
Мне не хотелось, чтобы исчезла и эта история. Не хотелось, чтобы закончился этот день. Мне не хотелось взрослеть.