Если бы дисквалификация ограничилась девятью матчами Уругвая – что, как я позже начал понимать, было душераздирающе, поскольку это были два чемпионата и два года без участия в сборной, – я бы мог это оспорить, но я бы понял. Но как можно запретить мне играть за «Ливерпуль», если мои дисквалификации в Англии никогда не мешали мне играть в Уругвае? Как можно запретить мне смотреть, как мои девятилетние и десятилетние племянники играют в детский футбол? Как можно запретить мне ходить на стадионы по всему миру? Говорить, что мне нельзя больше работать? Помешать мне даже просто прочеканить мяч по периметру футбольного поля? Мне все еще кажется невероятным, почему до тех пор, пока Международный арбитражный суд не постановил обратное, власть ФИФА распространялась так далеко.
Они никогда не дисквалифицировали футболистов таким образом за то, что они ломали кому-то ногу или разбивали нос всмятку, как это сделал Мауро Тассотти Луису Энрике на чемпионате мира 1994 года. Они раздули из мухи слона под предлогом того, что инцидент произошел «на глазах у всего мира». Зинедин Зидан ударил головой Марко Матерацци в финале ЧМ-2006 и получил дисквалификацию всего на три матча!
Возможно, я был просто легкой мишенью. Но было и нечто важное, что мне необходимо было признать: я сам сделал себя легкой мишенью. Я допустил ошибку. Это моя вина. Это произошло уже в третий раз. Мне нужны были правильные люди, чтобы все исправить. Мне нужна была помощь.
После моей десятидневной дисквалификации в 2013 году за укус Бранислава Ивановича я начал задаваться вопросами о политике двойных стандартов ФИФА и том, почему никто не учитывал тот факт, что никто не пострадал. Урон, нанесенный игроку, был несопоставим с тем, какие жуткие трудности вставали перед другим. Иногда англичане гордятся тем, что у них самый низкий показатель выданных желтых карточек в Европе, но это естественно, если ты можешь кому-то оторвать ногу и при этом не получить желтую карточку. Если бы речь шла о том, что это лига с наименьшим количеством стычек, угрожающих карьере футболиста, тогда был бы повод для гордости.
Не думаю, что я когда-либо действительно наносил серьезные травмы моим коллегам. Я знаю, что укусы шокируют многих людей, но они относительно безобидны. Или по крайней мере они были таковыми в тех инцидентах, в которых я был замешан. Когда на стадионе «Энфилд» Иванович закатал рукав, чтобы показать судье след от зубов, там практически ничего не было. Ничего общего с тем, как Майк Тайсон откусил ухо Эвандеру Холифилду.
Но все это ничуть не спасает ситуацию.
Когда я пришел домой и увидел по телевизору кадры со следами моих укусов, нанесенных полузащитнику «ПСВ» Отману Баккалу в 2010-м, я заплакал. Я только что стал отцом маленькой дочки, Дельфины, и мысль о том, что она вырастет и узнает, что я натворил, огорчила меня больше всего остального. Моя жена Софи была на трибуне и не поняла, что произошло. Когда она увидела запись, она спросила: «Чем ты, черт возьми, думал?»
Мне нужно было попытаться ответить на этот вопрос самому.
Уровень адреналина во время матча может быть слишком высок: пульс зашкаливает, и иногда мозг не поспевает за происходящим. Напряжение нарастает, и ты не знаешь, как его сбросить. В 2010-м я расстроился, потому что матч грозил стать ничейным, а это была очень важная игра, и у нас была череда неудач, которая вскоре стала причиной увольнения Мартина Йола. Я злился на себя и на всю эту ситуацию в целом. Досада копилась, и чувство, что именно по моей вине у нас ничего не получается, достигло критической точки.
То же самое произошло в том инциденте с Ивановичем в 2013-м. Нам нужно было обыграть «Челси», чтобы у нас был шанс попасть в Лигу чемпионов. Это был большой риск в любом из вариантов, но проигрыш означал бы, что все кончено. Я играл отвратительно. Я подарил глупейшее пенальти за игру рукой, и мне казалось, что победа ускользает у меня из-под носа. Я чувствовал, как завожусь, начинаю злиться на себя и говорю себе на поле: «Как можно быть таким косолапым?» или «Как можно было здесь промазать?».
За мгновение до того, как я укусил Кьеллини, у меня была отличная возможность реализовать момент и вывести счет на 1: 0. Если бы я забил тот гол, если бы Буффон не спас тогда ворота, то последующие события никогда бы не произошли. Я бы ничего такого не сделал. Ничего.
Но я упустил свой шанс.
Напряжение нарастало, страх и злоба кипели внутри: «Мы вылетим, и вылетим мы из-за меня». Это душило подобно удавке. Момент, когда ты просто не осознаешь совершаемых поступков. Я не оправдываю то, что я сделал – никто бы не стал, – но я пытаюсь объяснить, что произошло. Я все еще пытаюсь объяснить это себе, чтобы понять, что случилось и почему.