Когда мне было двадцать лет, я то и дело слышал:
— Уничтожьте торговлю предметами роскоши, и вы тут же уничтожите кустарные промыслы вроде плетения кружев, резьбы по дереву и камню, кожевенного и кузнечного ремесел…
Помню, что тогда я был обеспокоен этим выводом. Конечно, кое-какие кустарные промыслы на некоторое время захирели. Но сейчас они возрождаются. К примеру, почтовые отделения, административные здания теперь не выглядят как тюрьмы или казармы. Для их строительства приглашают лучших архитекторов, для отделки нанимают лучших декораторов, и они выглядят если уж не роскошно, то по крайней мере светло и радостно.
Самое прекрасное в мире метро было создано не бельгийскими финансистами, которые строили парижское метро, а москвичами. Почему бы народным массам, которые в конечном итоге оплачивают все счета, не позволить себе то, что позволяли иные богачи, оплачивая красоту ради славы и личного удовлетворения?
Версаль остается достопримечательностью мирового значения и, вероятно, шедевром гармонии, но возведен он за счет голодавшего народа.
Я предпочел бы, чтобы Версаль, если он действительно необходим, построили по своей охоте маленькие люди; он служил бы местом гуляний, украшен был бы менее изощренно и зачастую не так безвкусно.
Там мочились на лестницах. Испражнялись за кустами знаменитого Ленотровского парка. Стоило ли обращаться к так называемым прославленным архитекторам и скучивать сотни придворных, мужчин и женщин, вокруг одного-единственного человека?
Это напоминает многотонные каменные глыбы, нагроможденные над трупом фараона, усыпанным драгоценностями и дорогими вещами.
Мэрии теперь не такие мрачные, как некогда. Но осталось еще много общественных зданий, которые каждому дают понять, что в обществе он всего лишь пешка и вступает туда, где обращаться с ним будут как с пешкой.
Не думаю, что огромное состояние — необходимое условие любви к искусству или прекрасному. Напротив. Многие богачи погрязли в своебразном дурном вкусе: они хорошо себя чувствуют среди кричащей показной роскоши, она дает им ощущение своего отличия от остальных людей.
Не так давно в многочисленные дорогие рестораны и ночные кабаре пускали только во фраке или смокинге.
Как-то в Париже одного из моих сыновей, с которым я договорился пообедать в ресторане при шикарной гостинице, не впустили, потому что он был в «водолазке».
Сейчас в большинство роскошных заведений пускают не только в «водолазках», но даже в джинсах: они стали униформой папенькиных сынков и дочек.
Иначе говоря, искусство зависит от отдельных личностей, но народ восприимчив к нему и готов способствовать его развитию.
Это можно видеть по телевизору чуть ли не ежедневно. Профсоюзы, левые политические группировки уже не собираются в темных, прокуренных помещениях, чуть ли не тайком, как было во времена моего детства; нет, сейчас их собрания проходят в помещениях, ни в чем не уступающих залам казино; разница лишь в том, что большинство казино старомодны, в них слишком много позолоты, но это и естественно, ведь они предназначены для определенной части общества, для которой золото — бог.
4 января 1976
Всю жизнь повсюду, и в городе и в деревне, в любой среде, среди бедных, полубедных, полубогатых и богатых, я слышал одно и то же слово:
— Папаша Луи — оригинал.
Или:
— Маркиза де 3.— оригиналка.
Существуют оригиналы разного рода. Помню пожилого человека, видимо имевшего небольшую ренту, потому что он не работал, а целыми днями рыбачил на Маасе. Для привады рыб он, прежде чем забросить удочку, набивал рот опарышами и с силой выплевывал их, разбрасывая по воде.
Знал я одну приходящую служанку, отнюдь не бедную. Ходила она всегда в огромных мужских башмаках. Маленькая, почти горбунья, она выглядела в этих чудовищных башмаках совершенно нелепо.
В той же деревне в небольшом домишке жила женщина, державшая с десяток кур. Яйца, которые они несли, она не ела, а продавала. Овощи со своего огорода — тоже. Ни с кем не разговаривала: придет в базарный день на рынок и слова лишнего не произнесет. У нее была ферма, которую она сдавала в аренду, а весь доход от нее копила, хотя наследников у нее не было.
Я знавал всяких оригиналов и вот сейчас думаю, не являемся ли мы все, без исключения, оригиналами.
Возьмем оригиналов стыдливых или, скажем, хорошо вышколенных оригиналов.