Выбрать главу

— Пашка про тебя спрашивал.

— И что ты сказал?

— Что вещи ему передала, что работаешь за двоих… Занята очень.

Такое чувство, словно он оправдывал моё пренебрежение перед мужем. Нахрена?

— Спасибо, Борь. Я сама разберусь.

— Сама, — он резко разворачивается так, что я отшатнулась.

Перекошенное злостью лицо, до жути чужое. Бескровные губы искривлены в недоброй усмешке.

— Ты просто мстишь Пашке, да? Если решила его бросить — бросай! Зачем уничтожать его полностью? Он любит тебя…

Хватаю ртом воздух, закипая в мгновение.

— Да, как ты смеешь?! Какая, в сраку, любовь? Где? — перехожу на ор. — Ты что вообще мелешь? — у меня нормальных слов не находится, точнее совсем нет слов. Выходит, я виновата во всём, да? Где логика?

— Видела бы ты его… — Семенов качает головой и бьёт кулаком по рулю.

Пронзительный сигнал клаксона воет вместо меня. До чего же обидно-то… Победила пресловутая мужская солидарность. Разжалобил Борьку… Чем, интересно? Я узнаю об этом потом, когда сможем спокойно поговорить, а не рвать друг другу душу.

Громко хлопаю дверью и иду к машине новой охраны, в которой уже находятся мои вещи. Чувствую жгучий взгляд в спину. Мне не нужно оборачиваться, но меня разворачивает неведомой силой.

Что это? Почти ненависть во взгляде бывшего друга. «У меня есть только я», — приходит горькая правда. Борька больше не помощник. «Пусть!» — гордо вскидываю подбородок и расправляю плечи. Тушу пламя разочарования лютым эгоизмом. Он всё понял, опустив голову.

Тонированная тачка отрезает меня от другого мира. Под монотонное урчание движка вспоминаю, как вытаскивала Семёнова с того света после ранения на службе, обивая пороги лучших хирургов. Сумасшедшая преданность перед тем, кого считаю близким кругом. Дежурила под палатой операционной, меряя шагами время.

«Повезло. Мозг не задет. Пришлось ставить пластину размером…», — врач делает пальцами «кругляш» в окровавленных перчатках и вытирает пот со лба рукавом.

Толкаю ему деньги в карман. Хлюпаю носом. Что-то говорю, благодарю от всего, за время операции, изболевшегося сердца. Пашка тогда спросил, сделала бы я для него так же… Посмотрела, как на дурака. За них убью и сяду — было раньше… А теперь нас раскидало в стороны взрывом недоверия и смертельных обид. Что осталось от нас прежних? Я не знаю.

По стене большой спальни танцуют тени ветвей деревьев и блики фонаря. Научиться по-новому воспринимать реальность и не сойти с ума — сегодня в приоритете. Под лёгким, почти невесомым одеялом, вкусно пахнущим цветочным кондиционером, и на широкой кровати — чувствуешь себя королевой… Одинокой королевой, приговорённой к казни. Вся бутафория не трогает нисколько. Даже те цветы — прекрасные белые розы в большой напольной вазе, ничего, кроме грусти, не вызывают.

Поёрзав и покрутившись с бока на бок, понимаю, что не засну. Накинув лёгкий шёлковый халат до пят на комбинацию, шлёпаю босиком в сторону лестницы. На первом этаже должна быть кухня. Сегодня толком не поела и надеюсь разжиться йогуртом или стаканом сока, хотя бы.

— Ты — самое красивое привидение, что я видел, — пьяно улыбается мне Сварский, развалившись в кресле со стаканом в гостиной.

«Какого чер-р-рта! Его тут быть не должно!» — застываю столбом. Одумавшись, запахиваю халат, прихватывая края у самого горла.

— Не поздно для визита? — шиплю, сверкая глазами.

— Какого визита? Я дома… — расплывается в улыбочке, аки чеширский кот.

Ну, тут меня прорвало. Задолбали! Что за привычка у мужиков пошла, не держать обещания? Сказал ведь, что я здесь одна буду жить себе спокойно…

— Виола, пре-к-ра-ти! — выставил руки перед собой, чтобы по голове не прилетало «метательными снарядами».

«Какое прекрати? Мы только начали!» — сметаю с полки в обе руки какие-то статуэтки.

— Ви-ола! Они сто-ят де-нег! — шустро, гад, уворачивается.

13. Глава

— Ничего личного… Просто накрыло, — оглядываюсь на погром. Кругом осколки разбитых статуэток. Ваза попалась под руку. На большом экране плазменного телевизора вмятина и трещины ползут лучами в разные стороны. Ну, хоть окно цело.

Сварский держит у губы лед в пакете, завернутый в полотенце. Сидим на полу рядом. Поправляю сползший с плеча халат. Сердце бухает и все никак успокоиться не может, отдаваясь барабанной дробью в виски.

— Полегчало? — косится с опаской.

«Не-а» — качаю головой. Вырвавшийся дракон требует жертвоприношения и дышит огнем чистой ненависти. В моих глазах пламя не угасло, неутолимая жажда скрутила все внутренности.

— Пошли! — поднимается и протягивает руку.

Медлю, но потом вкладываю свою ладонь. Сильный рывок — и вот я на ногах. Колотит легкая дрожь. На полусогнутых иду за Максимом по тускло освещенному коридору. Рвано дыша в спину, удерживаю рвущуюся боль. Странно, что именно магнат стал контрольным в голову… а ведь могло наступить гораздо раньше.

Щелчок выключателя. Вспышка света заставляет зажмуриться. Это что-то вроде небольшого спортзала. Верчу головой, осматривая мужское логово с тренажерами, матами на полу накиданными.

— Одевай! — подает мне перчатки бойцовские, без пальцев.

Молча натягиваю, и замыкаю запястье липучками. Поднимаю голову, нерешительно всматриваясь в лицо Сварского, который спокоен как танк.