Переступив порог офиса, рыкаю на сотрудников, которые сбились в стайки и трындят… «Лишь бы не работать!» — ворчу. Колючие взгляды игнорирую. Давно усвоила, что для всех нельзя быть хорошей, хоть чаи с ними гоняй, хоть премию выписывай. Все заслуги припишут себе, а на твой аттракцион щедрости им похрен. Суть человеческая такова, что лучше всякого пряника — пендаль волшебный. И ведь какая-то сука установила прослушку по всему офису…
Отрываю дверь кабинета Семенова без стука. Тут же в ноздри ударяет запашок перегара, и похмельные красные глаза бывшего друга сужаются недовольно.
— Поговорим? — сажусь напротив и чуть не захлебываюсь от вони. Интересно, сколько бухла надо в себя влить, чтобы от тебя разило как от винной бочки? Сглатываю кислятину, осевшую на языке.
Между нами стол и куча недомолвок. Пора уже встряхнуть болото недопонимания.
— У Пашки так и не была, — скорее всего, говорит, констатируя факт вслух.
Сложив руки на груди, поднимаю вопросительно бровь:
— Думаю, у него там есть кому одеяло подоткнуть. Медсестрички вокруг. Он ведь любит все костюмированное, — из моих слов сочится яд.
— Дура ты! Жалеть ведь будешь потом… У него онкологию обнаружили. Вовремя ты Паше по башке звезданула. Говорят, еще несколько месяцев и сделать что-то было бы уже нельзя, — Борин голос по-старчески скрипит. — Только твой муж уже сейчас похож на труп. Жить не хочет.
Округляю глаза. Мозг обрабатывает неожиданную информацию.
— Попросил юриста, чтобы его долю на тебя переписали, — продолжает Боря.
На языке вертится сволочное: «Бог наказал», но вслух не произношу. От трагикомедии и абсурдности ситуации вырывается истеричный смешок. Осколки льда в сердце шевельнулись и больно режут, впиваясь все глубже. Катастрофически не хватает воздуха. Пошатываясь, подхожу к окну и распахиваю створку. Жадно хватаю чистый кислород. Голова немного кружится. Еще не совсем понимаю от шока, какую эмоцию выбросил адреналин.
— Шел бы ты проспаться, Борь, — не хочу оборачиваться. Снова рука готова выдернуть чеку. Что ж меня штормит-то так?
— Я-то пойду, но кому ты нужна будешь? — шипение. — Гордость тебя погубит, Виолетта.
— Иди нахер, — оборачиваюсь через плечо. — Не тебе меня судить, понял? Напомнить, что ты сделал, когда Катьку свою застал с другим? Или это опять другое, млять? — подхожу ближе, борясь с тошнотой, и упираюсь руками в стол. Свежий ветерок в спину придает сил. Хватит нежничать и осторожничать. Меня никто не пожалел. Почему я должна сейчас щадить? Перехожу границу — давно закрытую тему, срывая все стоп-краны.
— Твоя бывшая — инвалид сейчас, забыл об этом? Тебя хоть раз я осудила? Хоть раз обвинила в том, что ты, пользуясь своими связями, замял дело. Это было справедливо, Боря? Ты ее обвинил и осудил без права на защиту! И ты, сука, сейчас мне предъявляешь, что я не бегу, спотыкаясь, жалеть предателя? На меня смотр-р-ри! — вижу, как безопасник скукожился, принимая удары, и опустил светлую голову.
— Так и знал, что ты это вытащишь…
— А что ты хотел, Борис? Остаться в стороне в белом пальто? Так вот, Борь! Ты мне — не указ!
Не было больше ни сил, не желания находиться рядом. Перепрошиваю все мысли, что сейчас нужно, несмотря на всю эту херь, идти работать. Нужно начать двигаться. «Не бойся, я с тобой», — вплывают слова Максима, заглушая бурю внутри. Вдох-выдох.
— Пиши заявление «по собственному желанию». Ты здесь больше не работаешь. Что делать с бывшим мужем, без тебя знаю.
— Я тебя услышал. Больше не побеспокою, — горечь сочится в его интонации.
— Сдай пропуск и корпоративную карту в кадры, — рублю концы.
Шаги до приемной даются тяжело. С меня сыплются остатки добра. Той Виолетты больше нет. Одним взглядом пригвоздила Диану к месту. Блондинка застывает кроликом, втянув голову в плечи.
— Принеси мне чай, и юриста вызови, — вместо «доброго утра», произношу. Ничего, пусть привыкают. Пищание в ответ не интересует.
Едва закрываются за мной двери кабинета, скидываю шпильки и иду к рабочему месту босиком, словно ищу заземления грому и молнии в себе. Единственное, что понимаю, как нечисть внутри разнообразная начинает делить рубежи, ломая все перегородки. Нахуевертил Пашка, а расплата пришла ко мне…
15. Глава
Работа немного отвлекает от назойливой мысли, которая кружит жужжащей надоедливой пчелой. Вздохнув, жму на вызов в телефоне.
— Летти?
Понимаю теперь, от чего я бежала. Голос, который раньше говорил о любви, о нашем будущем, который слушала сердцем, теперь вызывал отторжение и желание заткнуть уши.
— Помнишь, мы мечтали вечерами, Паш? Напротив друг друга пили чай с имбирным печеньем.
— Я помню, — грустно выдал.
— Одна сигарета на двоих, когда бросали курить. Наши закаты и рассветы. Обещания и клятвы после ночи любви. В горе и в радости… Помнишь, что самое главное было? Мне досталась твоя фамилия, это все, что уносит человек с собой в иной мир. Ни деньги, ни положение, ни власть. Твоя фамилия с моим именем… наши дети, как продолжение. Боже, какие же мы дураки! Думали, всю жизнь будем вместе. Ничего этого не будет больше, Пашка… Ни-че-го!
— Прости меня, малыш. В тебе был весь смысл…