— Не ври, хотя бы себе! Ты сменил курс своего смысла, — сдерживала себя, чтобы не накинуться с куда более резкими обвинениями. Толку говорить? Все уже сделано. Ему не пять лет, чтобы пожурить и в угол поставить. Трудно даются слова… Каждое из них вымучено и взвешено. В груди шалила тахикардия, сбивая дыхание. Острая потребность выкинуть телефон в окно, разбить, чтобы перестал транслировать этот нещадный бред.
— Хочу все исправить, начать сначала, Летти. Только зачем я теперь тебе такой нужен? Борис сказал, что у меня рак?
Манипуляция на жалость? Благородные жесты с подарками долей. Да пусть хоть в армию Спасения запишется или к буддийским монахам в ученики пойдет. Доверие — самая хрупкая вещь на земле. Ложь от того, кому доверял больше чем себе, закрывает рот доверию на долгие годы, а может быть навсегда.
— Сказал сегодня, поэтому я звоню спросить, что тебе нужно: лекарства, обследование? Я с этим никогда не сталкивалась.
— Ты приедешь? Можно у главного врача узнать. Меня уже перевезли в онкологический центр. Семенов внес первый платеж, а дальше, как результаты покажут. Я сейчас на Сахарова… Летти, ты приедешь?
— Паш, прекрати ныть. Ты не ответил, что тебе сейчас на данный момент необходимо.
— Ты мне нужна! — кричит истерично, меня даже подкинуло на месте, чуть телефон не выпал из рук. — И мандарин еще хочу, — сбавил тон, будто опомнился, что требовать что-то — больше не ко мне.
— Будут тебе мандарины, — нажимаю отбой.
А-а-а-а! Падаю лицом в стол, нормально так приложившись лбом — возможно, будет синяк или шишка. Просто лежу и дышу в график отпусков персонала, который недавно подписала.
— Виолетта Игоревна? — раздается пищание Дианы со стороны двери. Сквозничок лижет голые пятки. Подгибаю пальчики ног от холода.
— Чего тебе? — говорю в стол, не поднимая головы.
— Вам тут цветы курьер принес — красивые красные розы. Их можно в кабинет занести?
— Заноси! — почему-то сразу же захотелось посмотреть на цветы. Поднимаю голову вместе с прилипшим ко лбу графиком отпусков. Отлепляю, чтобы обозрение не загораживал, и кидаю на стол.
Вау! Там большая корзина роз, на которой сбоку бант из золотой тесьмы и видна открытка в виде сердечка. Засунув ноги в туфли, поднимаюсь и подхожу ближе к этой клумбе. Открытка припечатана сургучной печатью, и видно, что послание целое до меня дошло. Дергаю сердечко, срывая печать. Резко поворачиваюсь к секретарше, вытянувшей шею с блондинистой, очень любопытной головой… А глазенки-то как сверкают!
— Можешь идти работать, — прищуриваюсь, показывая всем видом: «хрен ты что увидишь».
Едва за мымрой, обиженно пыхтевшей, закрывается дверь, распахиваю открыточку.
«Дорогая моя Виолетта!» — чуть язык не прикусила, щелкнув зубами. Конечно же, я сейчас очень дорогая женщина! У меня вон, персонала в два раза больше стало. Непонятно кто по офису шляется, изображая мою охрану, и пугает остальных сотрудников. Сегодня все план перевыполнили на неделю вперед, с испуга.
«Сообщаю, что вечером у нас запланировано мероприятие. У хорошего друга — юбилей. Поэтому освободись пораньше, чтобы стать еще прекрасней. Максим».
Ну и лис! Умеет дипломатично намекнуть девушке, что пора из кикиморы обратно в красную девицу превращаться, чтобы показать было не стыдно. Но! Сначала мандарины.
— Диана! — ору на всю матушку, интеллигентная, блин.
— Что? Где? — залетает испуганная блондинка, за которой вырастают два амбала от Сварского.
Они шустро просачиваются в кабинет и начинаются метаться по углам. Ой, беда! Совсем забыла про церберов. Может прикольнуться, что у меня тут мышь бегает? Нет! Эти полы вскрывать начнут. А ламинат у меня совсем новенький…
— Все в порядке, — поднимаю руки, показывая, что Виолетта живая и здоровая. А то, что малость придурковатая — так изначально такая была, пора бы привыкнуть.
— Диана, за углом нашего здания — супермаркет. Сходи и купи мандарин, два килограмма, без косточек.
Чудо блондинистое хлопает ресницами, соображая, что к чему.
— Павел Андреевич приболел, и попросил ему в больницу принести. Вот ты и сходишь, навестишь начальника. Можешь уйти сейчас с работы пораньше. Вот, этого должно хватить, — протягиваю купюру в тысячу рублей. — И творожные сырки купи… Только без изюма. Адрес больницы я тебе сообщением скину.
Секретарша, схватив деньги, кивает болванчиком, что все запомнила. Зыркнув на искателей пятого угла в моем кабинете, бодренько скачет выполнять задание. Похоже ей в радость смыться с работы. Мордовороты сегодня стоят над душой у каждого. Надо Максиму сказать, чтобы уменьшил свою кавалерию. Не протолкнуться совсем…
С чувством выполненного кармического долга, сама начинаю собираться, закидывая в сумку разную мелочь.
— Что у тебя на лбу, милая? — вкрадчивый бархатный голос Максима отвлек от сборов.
16. Глава
Как мало нужно раненой душе… Каплю сочувствия выжать и подарить теплую улыбку… Максим Сварский. «Он — не мое!» — заглушаю в себе щенка, который готов найти нового «хозяина» и вилять хвостом, описавшись от счастья — самый тупой женский сценарий. Жизнь устроена интересно. Полшага отделяет меня от шикарного мужика, но я делаю «ход конем» — огибая, забиваясь в свой угол и скалю зубы, чтобы Виолетту не трогали. Максим кивает чему-то мысленному, пропуская перед собой.