Начинаю тихо ржать, каркая вороной. Давлюсь вязкой кислой слюной с запахом крови. Силы на исходе. Меня качает, голова кружится. Звуки вентилятора от сотрясения не умолкают в голове. Босые ноги на грязном бетонном полу совсем окоченели, пальцев уже не чувствую. Ручка очередной раз выскальзывает из скрюченных пальцев. Недовольный рык Семенова. Тяжелые вздохи его подельников.
Здесь пахнет сыростью и мышами. Похоже на складское помещение с маленьким окном почти у потолка. Тусклый свет лампочки не дотягивается до темных углов, где притаились остальные монстры. Твари ждут, когда у моего бывшего безопасника закончатся «аргументы» и он кинет мое тело на съедение. Все это нереально, все это не со мной. Мозг отказывается воспринимать происходящее, ставя блокировку. Это всего лишь страшный сон. Скоро проснусь и будет все иначе… Но в моем сне должны быть мои правила.
— Борька, ты — мудак! Рано или поздно Катюха узнает, как ей досталась операция. Твоя бывшая жена не виновата была, верно? Ты сломал ее, как куклу, садист чертов. Нравится над женщинами измываться? Просто убей меня, и покончим с этим. Ничего не стану подписывать.
Глаза сами закрываются от усталости. Хочу уйти в небытие, где будет покой… пусть даже вечный. Только бы больше не видеть этого урода.
— Не смей отключаться, сука!
Стекаю на пол. Тут хорошо. Твердая поверхность держит и не дает проваливаться дальше. Звук звонка врывается в это адское место как нечто иномирное. На той стороне есть люди, есть жизнь. Там где-то Макс и Пашка видят сны. Там белое платье… В нем я была красивой, как бабочка-мотылек, летящая в огонь.
— Она скоро откинется! — нервно кричит Борька на высоких нотах. — Не подписывает. Любой бы мужик уже сломался. Еще чуть давану и сдохнет. Ебать! Я не знаю, что делать! От ее смерти выиграет только Сварский, все ему достанется.
Странно, что слышу каждое слово. Все четко врезается в мою память и записывается шифром. Заказчик мучений Виолетты сильно недоволен. Борька мечется из угла в угол, пиная что-то по пути. Раздается грохот. Ропот подельников, что им не заплатят, и они на такое «за бесплатно» не подписывались. Грызутся между собой. Снова звуки погрома. Треск деревянных ящиков. Глухие удары мордобоя. Мат. Выстрелы.
Свежий воздух врывается в легкие. Чьи-то руки поднимают и прижимают к себе. Хочу возразить, чтобы положили обратно… Там почти ничего не болело. Сейчас ожогами по всему телу расползается ноющая боль. Скорей бы уже прикопал, засранец!
— Летти! Держись, девочка. Не отключайся только, ладно?
«Чайник можно отключить, а Виолетта еще поживет немножко. Главное неси ближе к больничке, где уколы есть обезболивающие. Готова все тебе простить, только неси…».
28. Глава
Загнав страх и боль глубоко внутрь, Виолетта перенесла несколько операций. Последний месяц казался нескончаемым, уже не верилось, что все прекратится. Ее лицо перекроили заново, вернув красоту… Но ни один психолог не смог вывести из замороженного состояния. С горькой иронией Виола понимала, что находится в анабиозе — спит и видит наяву. Не хотелось возвращаться в мир, где за деньги тебя готов убить друг, где муж-предатель вынес на руках из горящего ангара… А новый мужчина, давший свою фамилию, нес правосудие по своим законам.
После «беседы» со Сварским выжили не все. Максим творил месть, увидев, что с ней сделали. Виолетта точно помнит голос, отдающий команды: «Семенова не трогать, он мой!». Воспоминания той ночи сохранились лишь отрывками. Мозг блокировал нежелательные эпизоды. Ей и самой хотелось все забыть.
Во время стрельбы попали в канистру с бензином, и важные улики слизал огонь. Исполнители не знали заказчика и никогда не видели его в глаза, с ним общался только Борис. Мой мучитель мог сейчас только чертям докладывать, кто же на самом деле заварил кашу. Все. Концы в воду.
— Паш, я конечно благодарна тебе, что ты помог с моим освобождением, но ты надоел хуже горькой редьки. Выйди на улицу. Там есть еще бабы.
— Летти, я всего лишь беспокоюсь о твоем здоровье, — пытается объяснить, зачем таскается ко мне чаще, чем всамделишный муж.
— О своем подумай, — огрызаюсь беззлобно, стоя к нему спиной и смотря в окно.
Начало осени. Черные птицы кружат над городом, сбившись в стаи. Вот для кого нет границ. Я же чувствую себя в клетке… довольно комфортной, но все же клетке.
Бывший муж пыхтит, пытаясь найти подходящие слова. Ему важно получить от меня прощение. Что он будет с ним делать? Полегчает? С чистой совестью будет дальше жить и радоваться? Мне без разницы, если честно. Пусть делает, что хочет, с кем хочет. Пашка — больше не моя забота. Наши пути-дорожки разошлись. Не был ты судьбой, Гаврилов. Попутчик, втянувший в карточную игру, играющий краплеными. Плотно засели слова Борьки, что своей отпиской от доли, Пашка кинул меня одну под удар. Не знаю чему верить. Я теперь атеистка, научившаяся смотреть сквозь людей.
— Я лишь хочу видеть, как ты улыбаешься… — выговаривает с придыханием.