— К-куда едем? — косятся работнички, боясь ощутить на себе новые закидоны чокнутой хозяйки.
— В местечко потише. В парк давай, — игнорирую звонки от Максима.
— Вы бы ответили, Виолетта Игоревна. Волнуется же…
— Нехер было сразу ему стучать! Что, уже покричать нельзя? Сейчас пойдем в фонтанах купаться и голубей кормить! Ты! — тычу на того, кто лишился телефона. — Раздобудешь хлеба, понял? И не злите меня лучше! — шиплю сквозь зубы, складывая руки перед собой.
Сама себе противна. Оправдывает меня то, что держать все в себе больше нет сил и желания.
— Вон тех цветов нарви! — облизываю мороженку.
Вошла во вкус. Столько лет руководства дают о себе знать. Мальчики на побегушках. Голуби довольные: обожрались и нагадили кругом. Щурюсь на солнышке довольной кошкой. Дальше по расписанию фонтан…
— В-Виолетта Игоревна, может не надо? — моя команда, раздетая до трусов, к принятию водных ванн приготовилась. Место здесь не глубокое, не утонут. Отмазка, что плавать они не умеют — не сработала.
— Баттерфляем туда и обратно! — показываю расстояние от бортика до бортика. — А потом петь будем…
— Что п-петь?
— Кру-у-уг солнца-а золото-го, — затянула грудным голосом.
А и правда! Почему я в певицы не пошла? Вон сколько народа подтянулось. Слушают, на телефоны снимают. Мои плавунцы жмутся к друг дружке, не зная, куда глаза девать от стыда и смущения.
Надо же! Я помнила всю песню до конца. Ни разу не сбилась с тембра. Плавуны мои сидят на бортике, закинув ногу на ногу, и слушают, подперев ладошкой подбородок. Раздаются редкие хлопки в ладоши. Поняв, что концерт окончен, народ расходится.
— Виолетта Игоревна, красивый у вас голос, — по глазам вижу, что не врет.
— Да, было дело. Пела в школьной студии, — присаживаюсь рядом. В спину летит водяная пыль от фонтана, приятно холодя хожу.
— М-можно мы оденемся? Холодная вода здесь… Больничный придется оплачивать.
— Простите, парни. Одевайтесь, конечно, — смотрю, как один подгибает пальцы ног. Замерз, наверное.
Странно, что полиция не забрала за представление в общественном месте.
— В другой раз еще погуляем? — расправляю юбку, присаживаясь на заднее сидение.
— Как скажете, — водила бросил короткий взгляд в отражение смотрового зеркала.
Ничего! Все наладится. Есть приятное обстоятельство — сложный набор хаотичных мыслей подвис в невесомости. Я перестала метаться, накручивать себя, паниковать. Буду тихонечко сидеть в углу и наблюдать, выпучив милые глазки. Даже яд лечит. Значит, будем лечиться ядом столько, сколько нужно.
— Мачеха! Ты просто звезда! — тут как тут караулит Савелий, едва за порог ступила.
— Мама устала и хочет горячего чая. Пошли, расскажешь, как на работе дела, — притормаживаю его веселье. Не сомневаюсь, что ролик со мной уже слили на видеоресурс. В руках — небольшой букетик из незабудок, которые добыли мне парни, заплатив администрации парка штраф.
Сынуля уселся на стул и ждет, пока я разолью горячий напиток по чашкам. На стол поставила незабудки, разместив в высоком бокале. Распечатанная коробка конфет, купленная по пути. Уютно сидим, друг на друга таращимся.
— У тебя в конторе все нормально. Контракт с отцом закрыт. Главное, что акты приемки подписаны и претензий заказчик не имеет…
— Паша Гаврилов помогает чем-то? — отпиваю ароматный чай, держа чашку двумя руками.
— Это ты у него сама спроси. Бывший твой, с отцом закрылись в кабинете, — говорит, и косится на коридор словно выдавая страшную тайну.
— Тук-тук! — стучусь словами и распахиваю дверь кабинета. — Чем вы тут без меня заняты? — прошариваю обстановку, отмечая все детали.
Сварский что-то печатает в ноутбуке, Пашка листает папку с документами. Интересная реакция на мое появление. Тут же свернули деятельность и смотрят на Виолетту невинными глазками, дескать, они тут просто плюшками балуются.
— Паш, чего как не родной? Давай обнимемся, — пру на него, раскинув «крылья».
Заговорщики переглядываются, не готовы они были к провокации. Громко чмокаю бывшего в обе щеки, схватив за уши. Сдерживаю рефлекс — сплюнуть. Гаврилов стал действительно чужим. Мне не хочется к нему прикасаться. Все не так. Запах, звуки из его рта, знакомая мимика, когда губы поджимает — чужие.
Наступает очередь обнимашек для мужа. Приближаюсь. Скольжу пальцами по плечу, добираясь до шеи. Обхватываю затылок. В темных глазах вспышка. Макс задирает голову, и я впиваюсь в губы требовательным поцелуем. Руки, обхватившие мои бедра, крепко сжали.
— Э-э-э. Я пойду. Вроде все обсудили, — гундосит бывший за моей спиной.
— Иди, — Сварский не думает выпускать, даже не смотрит на Павла.
— Что ты устраиваешь, любовь моя? — густая бровь поднимается.
— Где? — копирую игру бровями и наматываю галстук на руку.
36. Глава
Круг замкнулся. Это стало понятно по тому, как из дома стартанул Сварский, словно земля под ним горела. Прислонившись к косяку, смотрю на пустую прихожую, где только что был вполне материальный и осязаемый муж. Раз — и нет. Пустота. Только ощущение от прощального взгляда обещающее, что скоро все закончится. Я слабо кивнула в ответ. И все, ищи ветра в поле…
Плетусь принять двойную дозу кофеина. Думаете, боль — самая страшная вещь? Нет, не она. Страшнее пустоты внутри — нет ничего. Полная тишина, звенящая белым шумом в эфире, и безразличие. На автоматизме что-то делаешь: ешь, пьешь, спишь… даже секс — только физиология. Получив разрядку, отстраняемся, переводя тему в другое русло… Иногда мне кажется, что Максим порывается что-то сказать. Смотрит мне в глаза, ища ответа. Есть ли там ответы, одному Богу известно…