Звонок на телефон выкинул из нирваны затишья.
— Да?! — прекрасно вижу, чей входящий.
— Мачеха! Дуй в свой офис! — наорал и отключился, говнюк.
С пасынком отношения странные. Грубиян отчаянно пытается постоянно поддеть и вывести за рамки спокойствия. Ему доставляет удовольствие видеть меня в красных тонах закипания. Савушка как тролль, питающийся моим гневом. Поняв это, перестала реагировать на выпады, чем еще больше его стала бесить.
— Мальчики, мы едем в офис «Гарда»! — как обычно, я появляюсь неожиданно в комнате, где пахнет мужиками.
Конечно же я знаю, как их зовут. Но реакция на мои выходки — бесценна. С квадратной челюстью, который Валера, открыл рот, и кусочек печеньки выпал, сбулькав в чашку чая. Громко захлопнутая пасть запоздало пыталась задержать закусь. И он с досады матюгнулся.
Второй — более закален эмоционально. Быстрый оценивающий взгляд на грудь и бедра, снова уткнулся разглядывать свои сомкнутые на столе руки. Он у нас Василий — блядун, каких свет не видывал. Хотя, Пашку я поставлю на первое место. Кто сравнится с любителем кошек? Василий даже на Нину, сорокалетнюю женщину, поглядывает, когда та нагибается, выполняя свой профессиональный долг, пылесося под диваном. Не сдаю Ваську мужу, когда ненароком нахожу в служебной машине женские принадлежности.
Сборы были недолгие. Встали и пошли. Я — царственно впереди, парни — за мной маршируют, сцеживая проклятья. Не забыли наши прогулки, не простили… Стерву играть легко при такой поддержке массовой неприязни. Прекрасно понимаю, что они говорят у меня за спиной. Популярность — она такая…
Шаг в шаг. Дергаются, когда торможу и поправляю прическу, заправляя короткие вихри волос за ушко. Ждут, чего я такого могу еще отмочить. Валера порыкивает, скалясь золотым зубом. У Васьки глаз левый дергается. Пыхтит, сжимая и разжимая кулаки. В лифте, поднимающем нас на нужный этаж, катастрофически не хватает воздуха. Эти все вынюхали. Дышат, как собаки, часто. Я обмахиваюсь платочком, закатывая глаза.
Шумно выдохнули все, когда двери лифта, наконец, открылись.
Странная тишина встречает прямо в коридоре. Никто не бегает, не гоняет чаи в комнате отдыха, офисная техника не гудит. Наши шаги отдаются вдоль стен. Парни переглядываются и руки у них сами тянутся к оружию. Василий бесцеремонно тормозит меня, задвигая за спину. Валерик рядом топает, косится на каждую дверь подозрительно.
До приемной дошли без приключений. Дверь там и раньше была нараспашку, но теперь этот проем пугает. Под ногами шелестит бумага. Повсюду разбросаны листы, будто ураган прошел. Глухие удары раздаются из директорского кабинета. Кого-то бьют… возможно ногами.
— Савелий! — рявкнула на пасынка. — Отставить! Убьешь тварь, а судить будут как за человека.
37. Глава
Безумный, ошалелый взгляд голубых глаз полоснул. Агрессия через край. Лицо — пунцовое от ярости, перекошенное. И Царский — бледнее простыней, с кровавыми разводами на лице. Одной рукой он пристегнут наручниками к отопительной трубе. Второй — утирает, размазывая по подбородку, алое.
— Виолетка явилась, царица наша, — выплевывает вместе с кровью.
— Не смей имя ее пачкать, падаль! — пинок по ребрам глухим отзвуком.
Хык хрюкающий. Роман закашливается в диком лающем хохоте. Он сейчас похож на сумасшедшего, или на того, кому больше нечего терять.
— Тебя, малой, тоже эта сука зацепила? Что вы в ней находите? Баба как баба, с такими же дырками, как у всех…
Новый замах от Савки, но я успеваю метнуться пантерой и перехватить, вцепившись в него и повиснув на запястье. Грудь пасынка вздымается, качая кислород. Рукава белой рубашки закатаны. Верхние пуговицы оторваны. Кое-где пятна крови. Видно, что был серьезный поединок. Молодой звереныш победил старого волка. Сродни гордости окатило в груди. Моя стая. Пусть небольшая, но пока моя.
Окидываю взглядом разгромленный кабинет. Охрана дозванивается Максиму. Фигасе! Получается, что сынулька мне первой позвонил? Готова расцеловать в обе щеки… Потом, конечно.
Замечаю красную папку, отлетевшую под стол. Поднимаю, и на первой же странице узнаю знакомый договор передачи нашей фирмы… Та-дам! Роману Сергеевичу Царскому. Вот по чьему приказу мне мозги методично вышибали.
— Ах, ты ж сука! — замахиваюсь папкой дать по башке дурной. Убить не убью, но морально станет лучше.
Лупасю от души. Мне никто не мешает. Царский верещит по-бабьи, что зря меня тогда не добили…
— Что ты сказал, ушлепок? — раздается рычание.
Вот и папочка пришел! Делаю шаг назад и от души плюю на ничтожество. Савка обнял за плечи, успокаивая:
— Все, все! Пошли отсюда. Он подписал себе приговор… — утягивает в сторону от застывшего в ужасе Царского. Если до этого был «сильный ветер», то теперь пришел по его душу ураган.
Темный взгляд на меня, потом на сына, в котором вспышки сверхновых разрывов. Хочется закрыться. Обхватить себя руками… и бежать. Мой муж — страшный человек. Даже я трухнула. Бросаю через плечо прощальный взгляд на Романа. Надеюсь, Сварский понимает, что он лишь пешка в чужой игре. Жадный, скользкий, мерзкий тип — слизень дождевой, выползающий из-под своей коряги в дождливую ночь. Но ему не провернуть столько многоходовок одному.