Шагаешь по тонкому льду, боясь неизвестности. И боюсь я сейчас только одного… Увидеть в его глазах, что все закончено, и Виолетта свободна. Абсурд, да? Ты же хотела свободы, но только замаячил ее просвет, мне хочется обратно в нору, где есть защита и сильный самец.
Я хотела бы встретить Максима при других обстоятельствах. Пройти терапию ухаживаний и влюбленности, чтобы разжечь новые чувства. Чтобы с белого листа. Заново. Мыслям некуда деться. Их так много, что долбит в виски болью. Скатиться в истерику не дает присутствие звереныша. Обрабатываю его раны ватными дисками, смоченными перекисью водорода. Терпит. Морщится.
— Мать, хватит! Залечила уже, — все-таки отстраняется, отмахиваясь.
У меня вырывается смешок. Его коронное «мачеха» переросло в «мать»?
— Меня повысили? За это надо выпить! — говорю на полном серьезе и распахиваю створку винного бара.
— Больным и беременным нельзя!
Так и застыла с протянутой рукой. Метила в пузатенькую бутылочку Мерло, и такое тебе… Не поняла! Какое из двух — я? Разув глаза, медленно поворачиваюсь.
— И вообще, пошел я в душ, и переодеться! — быстренько сваливает.
Пытаюсь догнать, стуча копытами по паркету, но перед носом дверь в ванную захлопывается.
— Открой! — шлепнула по двери.
— Мам, я не одетый! — ерничает «детским» голосом.
Решив, что «детка» снова надо мной прикалывается, пошла к винотеке, чтобы налить бокал красненького. Бокал — не пьянки ради, а чисто в лечебных целях, снять стресс и немножко расслабиться. День был трудный. Муж не пойми когда вернется. Вдруг, завтра Виолетта с вещами на выход, по одностороннему расторжению брачного контракта… А у меня винишко не пробованное!
Первый глоток пошел нормально. Вязкий букет растекся по языку с виноградно-ягодными нотками. Порезав кусочками разные сорта сыра на тарелку, присаживаюсь, облизнувшись: сейчас Виолетта вкусного попробует…
— Ты что, мать? Тебе рожать через семь месяцев!
Все пошло не в то горло. Угробит он меня так, зараза, когда-нибудь! — кашляю, размахивая руками.
— Утром на почту пришли результаты анализов. Думал, ты видела…
Туши свет, бросай гранату! Сижу, потеряв все речевые функции. У меня действительно задержка неделю. Но такое после всего, что было — вполне возможно. Кровь на анализ у меня берут постоянно, следя за уровнем железа. Не знала, что еще и на все остальное делают тестирование.
— Максим уже знает? — удается разомкнуть слипшиеся губы.
— У меня будет братишка! — радуется придурок, отпивая прямо из горла моей бутылочки… которая сейчас точно противопоказана Виолетте.
— Хрен тебе! Будет девочка. Такая же рыжая и вредная, как я!
— Согласен… — раздается голос с хрипотцой из темноты коридора, и я вздрагиваю.
38. Глава
Во взгляде его глубина, в которой тону и зацепиться не за что. Такая нежность трогающая душу, что хочется разреветься. Гормоны, наверное. Сентиментальная стала. Страшно до чертиков, помня весь ужас с первой беременностью.
Максим скормил брачный контракт измельчителю бумаги. В «лапшу» все наши прошлые договоренности. Мы стали странной семьей… Какой уж есть. С придурошным пасынком, вконец прописавшимся в нашем доме, любителем доставать Виолетту…
«Ты, это… Не ходи босиком!»
«Куда?! Сок сутки распечатан!»
«Пила сегодня витамины?»
«А фото брата принесла?»
« Где тут, что?» — крутит снимок узи с умным видом.
Гиперопека. Задолбало покровительство Савелия. Вот пожалуюсь Сварскому, что старшенький проходу мне не дает. Вообще в край обнаглел, когда колбасу отобрал, заявив, что нечего ребенка травить химией. Сейчас отварим телятины, и будет тебе мяско. А я хочу колбаску! Копченую, вареную, с жирком, или ветчину… Хочу!
«Что значит, на работу не ходи?! Мне до декрета еще полгода. Не инвалид и хорошо себя чувствую».
— Слушай, Сав, у тебя девушка есть? Занялся бы лучше своей жизнью. Личной.
Решаю найти громоотвод и направить пасынка на путь истинный. Молодой красивый парень. Шел бы… Куда они там ходят?
— Мать, если ты беспокоишься, то с сексом у меня все в порядке, — ухмыляется, паразит. — Регулярно. Качественно. Предохраняюсь.
— Папенька научил ходить к профессионалкам? — вспоминаю, как жил до меня муженек… И ребенка научил плохому.
— Бабы все корыстны. Лучше заплатить и спать спокойно, без выноса мозга.
У-у-у, как все запущено!
— Хорошо, что мы тебя нашли, — продолжает философствовать, жуя отобранный у меня сервелат.
— Ты-то здесь при чем? — никак не вкурю. Он за кого меня держит?
— При том! Счастлив отец — все спокойно в царстве-государстве. Все живы и здоровы. Он же сейчас крылья расправил над гнездом. Счастлив до небес. Весь мир тебе в клюве принесет. Другая бы пользовалась, но ты, мать — неправильная баба. Не бегаешь транжирить деньги, не скупаешь золотишко… Не делаешь ему мозги. Ты ведь уйти была готова ни с чем, верно? В берлоге нашей уют и покой. Здесь даже пахнет по-другому.
— Чем? — опешила я и давай принюхиваться, втягивая ноздрями воздух.
— Медом, мать! Медом на тебе намазано! Дуреет отец от одного твоего присутствия. Любит тебя намертво.