— Савушка, ты — не отец! Представь, я сегодня с тобой приду, а завтра — с мужем. Что обо мне подумают? — насупилась, сложив руки перед собой.
— Подумают, мать, что тебе офигенно повезло! Я буду рад стать ему вторым отцом, старшим братом, крестным… Ведь своих детей у меня никогда не будет.
— П-почему не будет? — заикаюсь, вытаращив глаза. Вот это новости подъехали!
— Долгая история, — отворачивается с досадой, что сболтнул лишнего.
— Я никуда не тороплюсь! — присаживаюсь с ним рядом на диван.
Выпустив ноздрями со свистом воздух, парень захлопывает крышку ноутбука. Молчит, глядя перед собой невидящим взглядом. Не тороплю, почти не дышу, выжидая любых звуков от Савелия.
— Мне было десять, когда мы попали в аварию и нас снесло за ограждение моста. Ранняя весна. Только лед сошел. Мутная бурлящая вода с водоворотами. Мой отец успел дотянуться и отщелкнуть ремень безопасности … только у меня. Каким-то чудом вынесло ближе к берегу вниз по течению. Там местные меня и вытащили. Сильное переохлаждение. Репродуктивная функция нарушена. Сварский нашел в больнице и обещал, что все будет хорошо. Сначала оформил опеку, потом усыновил. Так и жили — не тужили, пока ты не появилась.
Он повернулся, и меня чуть не снесло волной арктического холода. Рука сама потянулась и плавно легла на плечо. Ведь я сейчас образно видела маленького потерянного мальчика. Ему было плохо без тепла и любви матери. В этом все дело? Выдержав интервал в минуту, осторожно убираю руку. Слова здесь излишни. К чему эти: «мне жаль», «соболезную». Я ничего этого не чувствую. Понять горе может только тот, кто его принял сполна.
— Твои родители заботились о тебе и сделали все, чтобы ты выжил.
— А твои? — правильно уловил интонацию.
— Мои сплавили к бабушке и жили в свое удовольствие, присылая только деньги. Некоторые не созданы, чтобы стать хорошими родителями. Но я им благодарна, что дали жизнь и проявляли заботу по-своему.
— Ты называешь это заботой? Они — кукушки! — вскрикивает в сердцах, стукнув по крышке ноутбука.
— Смотря с чем сравнивать, — пожимаю плечами. Я давно уже свыклась, что не любима и не нужна родителям. — Некоторые своих детей вообще в мусорный бак кидают и их не волнует, выживет ребенок или нет…
— Мать, ты сейчас о нелюдях говоришь… Но я знаю, что ты станешь хорошей матерью!
— Откуда знаешь? — хмыкаю.
— Слышал твои сказки на ночь для Андрюши…
— В смысле, слышал? — подскакиваю. — Твоя спальня в другом конце на этаже!
40. Глава
Этот день я запомню надолго.
Савелий Сварский при любой приближающейся угрозе — получить по дурной голове, просто сбегал. Закрывал дверь и орал, что ни за что не выйдет, пока я не успокоюсь. Провокатор чистой воды, утопил мою обувь в джакузи, чтобы не пошла на первое слушание в суд по делу Царского. Мотивировал пасынок тем, что мне волнения противопоказаны.
— Только выйди, засранец! — мечусь по коридору бешеной растрепанной кошкой, запустив в двери, где обитает пасынок, все, что попалось под руку: фикус в горшке, пару каких-то справочников, принесенных из гостиной…
— Я не выйду-у-у! У меня есть запас шоколадок и вода. До вечера продержусь. А там отец придет и меня освободит от драконницы, — заявляет «принцесска» недоделанная.
Набираю по телефону мужа, но тот трубку не берет, скидывая смс «Очень занят. Позже перезвоню». Прямой сговор Сварских на лицо! Выбесившись в течение часа, иду в нашу спальню вещи собирать. Это у меня теперь каждый раз такое. Постоянно порываюсь уйти из дурдома, но все время что-то мешает…
— Я пиццу заказал. Пошли, поедим? — в двери появляется настырный нос Савки. — Опять с вещами на выход? — все тело вползает в проем двери, когда, просканировав обстановку, он понимает, что Виолетта выдохлась и угрозы для окружающих не представляет.
— Почему вы все за меня решаете? — шмыгнула носом и присела на край кровати, вцепившись в свою блузку как в спасательный круг.
— Мы о тебе заботимся, мать, — рядом проседает матрац.
— Врешь ты все! — говорю по-детски, утирая набежавшие слезы той же блузкой.
У Савелия спикал телефон и он провел по экрану, чтобы посмотреть сообщение. Бросив на него недовольный взгляд, подвисла. У парня такое лицо, будто у него с баланса все деньги списали — челюсть отвисла, глаза навыкате…
— Ты только не волнуйся… Хорошо?
Все дерьмо начинается с таких слов. Выхватываю из Савкиных рук телефон и читаю сообщение от адвоката:
«Царского застрелили при входе в здание суда».
Та-а-ак! Началось в колхозе утро! Прилетает второе сообщение:
«Максим Сварский получил ранение в левое плечо. Увезли в больницу. Просил жене не сообщать».
Я только пискнула, прижав ко рту кулак. Значит, Максим предполагал, что такое может случиться, и поэтому меня заперли в доме… Боже. Какая же я дура! Курица безмозглая! Только о себе думаю и своих хотелках…
— С ним все будет хорошо, слышишь? — сквозь пелену слез и туман отчаяния прорывается голос Савелия. — Отец — сильный, он справится. Подумаешь, пуля! Чтобы ухлопать Максима Сварского, нужно бронетанковыми бить.
Нахожу себя в сознании на коленях у пасынка, который меня укачивает, что-то нашептывая про будущее, про Андрюшку… при этом поглаживая мой живот.
— Эй?! Руки убрал! — начинаю шипеть прямо в лицо. — Не твое — не трогай! Р-р-руки отгрызу! — чтобы понимал угрозу, всаживаю зубы в плечо, куснув со всей дури.