— Ее в психушку надо закрыть! — визжит во все горло, строя из себя жертву, корчась и держась за ушибленный бок.
— Что у вас происходит?! — забегают сразу несколько человек: двое в белых халатах и Савелий, с бледным лицом и выпученными глазами.
Замираю в руках мужа, который все еще меня держит, прижимаясь к спине. Трясет от пережитого. Только набираю воздуха в легкие, чтобы ответить…
— Я пришла с обходом, проверить пациента, а эта ненормальная на меня накинулась! — лицо опухшее и красное после моих оплеух.
— У нее был шприц в руке! — тычу в сучку пальцем. — Она хотела что-то вкатить моему спящему мужу…
— И где этот шприц? — спрашивает дежурный врач, обведя пространство взглядом.
— Он куда-то закатился, я его выбила… — развожу руками, что оно где-то тут.
Максим продолжает меня держать, словно боится, что опять на дрянь наброшусь. Пятясь назад, усаживает Виолетту к себе на колени и что-то успокаивающее шепчет. А эта артистка молодец! Обнимает себя руками, швыркает, слезки утирает, натягивает край халатика на колени, скромница… Даже я бы поверила.
Трое ползают по небольшой комнате на карачках в поисках шприца. Пасынок тоже активно включился в расследование. Тут и затеряться-то некуда… Даже тумбочки подвигали, но никакого шприца так и не нашли. Холодным потом обливаюсь, понимая, что меня обыграли… Но как?
— Виол, может тебе показалось? — шепчет на ухо теплым дыханием.
— Ты мне не веришь? — неприятно резануло под сердцем.
— Здесь было темно, тебе могло…
— Я видела! — соскакиваю и разворачиваюсь к нему лицом. — Мне как раз звонил Савелий. Заметила, как она зашла в палату. Видела шприц в руке. Ты мне не веришь? — накатывает обида.
— Мать, мы все обыскали. Никаких шприцов не нашли, — пасынок озадаченно чешет затылок. В голубых глазах жалость ко мне… Что за нахрен?! Это вы все с ума посходили!
— Господи! Это же бред! Какой ночью обход? Сварский не подключен к аппаратам, он не под капельницей… Зачем она пришла? — готова топать ногами. Почему они тупят? Почему не видят реального положения дела? Зачем на меня так смотрят? — я теряюсь. Взгляд мой мечется от лица мужа к Савелию.
Мне не верят! — ошпаривает мыслью.
Льющую горючие слезы девку, обняв за плечи, уводят врачи. Сварский оправдывается: «Я компенсирую. Это все гормоны. Моя жена ждет ребенка. Простите…». На меня напало коматозное состояние. Хочу закрыться в раковину и никого не видеть и не слышать.
— Знаешь, мать, — рядом на кровать присаживается Савка. — Я почему-то тебе верю.
— Не подлизывайся, — даже не смотрю в его сторону, и на Сварского не смотрю. Предатели!
44 Глава
Скорее всего, я выгорела, пережив стресс после покушения на мужа. Еще и виноватой осталась. Охрану к утру выпустили, и они с видом побитых собак заняли свое место у палаты Сварского. Молча собрала свои пожитки и ушла, даже не обернувшись на крики мужа: «Виолетта! Подожди…». Чего ждать, если тебе не доверяют? Снова накинуться на него с обвинениями… Нет. Что-то треснуло внутри. Со звоном битого стекла посыпалось. Нужно думать о ребенке, а не кидаться на амбразуры грудью… В чем-то Савка был прав. Жертвы мои никому не нужны, оказывается.
Вышла из стен больницы, которые давили со всех сторон, и тошнило от запаха химии и равнодушия. Втянула глубоко в себя свежесть осени. Поежилась. Под каблуками хрустит тонкий лед первых заморозков. Вороны дерутся из-за куска хлеба…
— Виолетта Игоревна! — сзади топот бегущего Валеры. — Пойдемте, я вас отвезу! — выпускает дымку тепла изо рта.
— Давай, Валера, ты не будешь за мной сегодня шастать, ладно? — всматриваюсь во взлохмаченного мужчину. — Ты сейчас поедешь домой, умоешься, побреешься, нормально отдохнешь. Это приказ, — он действительно выглядит очень потрепанным, видимо, после кутузки сразу же на работу погнал.
— Но…
— Никаких «но»! Свалил быстро! — заявляю категорично. Приходится говорить жестко, ибо по-другому не понимает.
— Что передать Максиму Валерьяновичу? Куда вы сейчас направляетесь? — демонстрирует сотый уровень терпения, но правый глаз дернулся.
— Большой и пламенный привет передавай! Так я тебе и сдала все явки и пароли, — фыркаю. Мотнув рыжими кудряшками, быстренько ухожу, завидев шуршащее покрышками такси. Спиной чувствую флюиды ненависти. А как ты хотел, Валера? Хочешь спокойной работы — иди пасти овец. Они почти послушные и лишнего не ответят.
Отключаю телефон, чтобы побыть с собой наедине. Таксисты — те еще психологи. Быстро уловил мой взгляд, сделал музыку потише и не пытался вступить в беседу. Адрес я продиктовала своей бывшей квартиры. Пашка съехал, объяснив, что жить там не может, ему все напоминает обо мне. А я могу и пользуюсь этим местом, как берлогой и укрытием, куда можно сбежать от проблем. От проблем — можно, но не от себя самой…
Здесь все по-прежнему и пахнет точно также, как я помню. Раз в неделю приходит убираться клининговый персонал. Мне не страшно оставаться одной, даже после того, как сюда вломились похитители. Теперь дверь стоит как в бункере с трехуровневой защитой — бывший постарался. Гаврилов прекрасно знает, что я сюда часто наведываюсь. Ностальгия? — спросите вы. Ни в коем разе! Здесь витают крупицы счастья и былого уюта. Даже вон тот коврик в диванной зоне я сплела собственноручно… И абажур торшера, рядом с книжными полками, и те настенные часы красуются в рамочке черно-белого бисера. Любила я на досуге что-то делать руками.