Время течет вязкой патокой. Дни не считаю. Какое время суток, определяю по виду из окна. Стал сам ходить, упираясь на костыли. Мария принесла, сказала, что Михалычу больше не нужны… отлетался сосед.
Иногда заглядывают местные любопытные люди под мотивом: за солью, за спичками… Сами таращатся на меня, как на диковинку, Маше советы раздают, от которых один вред.
— Ты бы ему лицо настоем полыни обтирала… Да бороду надо сбрить, уж больно на Бабая похож.
Что хорошего в женщине Марии, так то, что она не спорит и все делает по-своему. Привык к ней как к утвари. Стал воспринимать, что есть и есть у меня Мария — ходит, заботится, кормит. В рот смотрит и вздыхает протяжно. На вздохи ответить не могу, хотя все у меня в рабочем состоянии.
Каждый день жду ночи… Чтобы приснилась она — рыжая красавица, зовущая за собой. Видел ее однажды беременной, поглаживает живот и смотрит с грустью в зеленых бездонных глазах. Каждый раз сердце заходится в пляске. Тянусь за ней, бегу, спотыкаясь об корни деревьев. Ветки хлещут по лицу в кровь, а ноги будто в трясине вязнут. Рычу раненым зверем, от бессилия падаю на землю и бью кулаками.
— Тише! Тише, мой хороший! Я здесь. Я с тобой, — рядом образуется другой запах — молока и дешевых духов. Снова брыкаюсь. Отталкиваю. Не нужно мне это… Хочу к рыжей. Копошение у меня в штанах. Мнет мой член, стонет, будто умирает. Сдаюсь. Просто не открывать глаз. Просто представить, что это ОНА.
Настоящее время…
— Тот раз был первый и последний, Виол, — все рассказываю как на духу, снова ковыряя старые раны, когда не знал ни черта и просто существовал, словно овощ на грядке. Мария обхаживала меня, кормила-поила, лечила… А я тянулся только к солнцу, видел только его.
— Что случилось? Из-за чего ты меня вспомнил? — голова Виолетты лежит на моей груди. Пальчики подрагивают от волнения. Ее слезы раздирают мою кожу, оставляя ожоги. Мне больно из-за того, что ей больно. Но разговор этот необходим, как горькое лекарство.
— Случайно нашел вырезку из местной газеты, которую она прятала. Мария лгала всем осознанно, лишь бы мужик был рядом, — хочется закурить. Глотаю вязкую слюну. Моя жена пахнет медом и цветами. Этот запах я запомнил навсегда. Виола стала магнитом, едва я ее увидел на том скучном приеме. Есть грех, в котором нужно покаяться сейчас или никогда.
— Посмотри на меня, любимая! — прошу, а сам в аду горю от того, что должен сказать.
И вот на меня смотрит совесть зелеными прекрасными глазами, слегка покрасневшими от слез и переживаний. Она ждет. Чувствует что-то фатальное. Плечи Виолы сжимаются от страха.
— Говори, — шепчет моя смелая девочка.
— Виола, это я присылал те видео с твоим бывшим мужем. Хотел, чтобы ты его бросила. Родная, я считал, что он тебя не достоин. Едва увидел тебя и не смог уже забыть, как ни старался. Прости, что говорю это только сейчас, — замираю, всматриваясь в ошарашенное лицо. Как приговоренный жду казни. Часть меня голосит, что я — дундук, зря все затеял. Надо было молчать в тряпочку и жить с виной до конца жизни. Виолка моя очень категоричная и не прощает подлости никому.
Опускает глаза. Ресницы пушистые трепещут, по четко очерченным губам пробежала дрожь. У меня холодеет все внутри. Я же не выживу без нее, сдохну от тоски. Пытаюсь проглотить ком в горле…
— Сварский, еще раз меня оставишь, и я сама тебя придушу, понял? Не смей меня бросать!
Еще не верю в то, что слышу. Она меня прощает? Тяну к себе, обхватив заплаканное лицо руками. Впиваюсь в нежные губы. Пью и не могу напиться. Поцелуй развеял все страхи. Жмется ко мне сама, цепляется коготками за плечи, выдает тихий сладостный стон, от которого тут же сносит крышу. Подминаю под себя, перевернувшись… Секс — это лишь часть моей любви. Я душу готов отдать за нее с сыном, не говоря уже о жизни. Все, что попросит отдам.
— Макс, я люблю тебя, — бьет двести двадцать, вытряхивая меня из тела. Парю вместе с ней и падаю, изливаясь в пульсирующие недра своего рая.
56 Глава
Бог услышал мою молитву. Даже заснуть боюсь, чтобы он не исчез. Снаружи он другой. Борода совсем мне мешает. Хочется взять ножницы и откромсать заросли, которые мешают целоваться и не колоться подбородком. Потом скажу, утром — засыпаю все-таки, закинув на Максима ноги и руки, чтобы не сбежал.
— Просыпайся, засоня, — выдергивает из сна голос.
Соскакиваю и первым делом шарю руками и глазами: «Где он? Мне ведь не приснилось?». Паника прекращается, как только замечаю его, сидящим на краю кровати. Муж одет в простую футболку и спортивные штаны. Бороды словно не бывало. Без нее шрамов стало больше. Уродливые борозды хочется разгладить руками и зализать как собаке, чтобы не болело. Шрамы еще были на плечах и спускались до локтей. Жизнь Максиму спасли ветки… Его выкинуло буквально с пяти метров до того, как винтокрылая машина взорвалась от столкновения с землей.
— Пойдем пить кофе, и ты расскажешь мне об Андрее… что он любит. Все расскажешь, — хмурится, поймав меня за разглядыванием его травм.
Сажусь, подогнув ноги, и обхватив колени. Целую в плечо, чувствуя губами горячее тело даже через хлопковую ткань. «Клянусь, я буду ему самой лучшей женой! Только не забирайте его больше… Больше не переживу» — опустила глаза, пряча набежавшие слезы.
— Кофе с молоком? — швыркаю носом.
— С молоком, — заправляет мне нависшие на лицо пряди волос за уши и тянет на себя. — Виолка, все будет хорошо. Всю гидру Савелий уничтожил. Не ожидал от молодого парня такого, если честно. Но у него был стимул… — я понимаю, о чем он говорит. Мне стыдно, что ничего взамен пасынку дать не могу.