- Я тоже, мой мальчик, - и он исчез.
- Вот это да, - у Дардион в голове не укладывалось все услышанное. А Фил лишь покачал головой. - Как король?
- Все холоднее и холоднее. У меня от его взгляда мураши бегают. По спине постоянно холод тянется. Он, наверное, даже и не замечает, что гнетет нас. Это невыносимо.
- Бесчувственный ты, - воскликнула Дардион. - Он любимых людей потерял, а ты о своей шкуре?
Фил замер от ее слов.
«Не в этом ли не так давно он упрекал Эрика?»
- Просто, - но он не нашел себе оправдания. - Сам не знаю. Устал что ли.
- Правда? - Кевин неожиданно ощетинился. - От чего устал-то? От того, что живешь припеваючи и горя не знаешь? Это у тебя что ли сын умер? Это твоя жена сгорела? От чего ты, скотина такая, устал, а? Дворца лишился? Это тебя так расстроило? Король, который сейчас не в себе, на тебя внимания не обращает? Это тебя расстраивает, а? Устал он! -воскликнула девушка, подскочив. – Так, давай обратно! Живи, калека, катайся на кресле и отдыхай!
- Дард...ты чего?
- Я чего?! - Кевин ушам своим не верил. - Да вы тут просто зажрались все! Устал он, хрен собачий! Вали значит! - и чародейка, злобно шипя, торопливо зашагала прочь.
На похоронах царило молчание. Все выжившие собрались и опустили головы, отдавая дань уважения тем, то ушел. Не осталось ни тел, ни праха. А потому во дворе полужённого замка стояло огромное пятиметровое кострище из поваленных деревьев.
Вокруг него Верммут построил армию. Все замерли в ожидании короля.
Он появился в центре, прямо возле возведенного строения и ледяным тоном отчеканил:
«Тех, кто погиб, мы не забудем! Тех, кто остался, мы сбережем! Пусть души ушедших упокоятся с миром! – его поднятая рука вздрогнула. - Костры Ависволата!»
И ладонь, облаченная в алую перчатку, резко опустилась. Пирамида из деревьев вспыхнула. Стволы, пожираемые огнем, жалостливо затрещали. Алые листья на ветвях пожухли, покрываясь черной копотью.
Воины вскинули руки с оружием над головой, волшебники с чародеями зашептали, и двор наполнился разноцветным сиянием. Словно огромная радуга расцвела на несколько секунд над костром.
Огонь полыхал. Мир молчал. Цивитас скорбел о тех, кто ушел. Лациф скорбел.
Он пришел в столовую, поставил на стол огромный бутыль настойки Досса, налил полный стакан и выпил. А затем еще и еще. Король вулкана много пил, в одиночестве опустошая запасы деда. Наконец, хмельная рука подняла наполненный до краев последний стакан:
- Мои хорошие. За ваши жизни и за чужие! Простите меня. Потому как сам себя простить я уже не могу.
Лациф вошел в свои апартаменты, покачиваясь из стороны в сторону. В кроватке спокойно спал Саша и он, поглядев на него, бережно коснулся нежной детской щеки. Малыш заерзал, и Лациф зашептал успокаивающие слова. Услышав отцовский голос, Саша улыбнулся во сне и, повернувшись на другой бочок, снова сладко заснул.
- Ты и Мирайя, все что у меня осталось, - тихо пробормотал король.
Перед глазами всплыли чудесные поразительные розовые глаза жрицы. Ее громкий голос, дерзкие наряды и походка от бедра. Нежные руки и ласковые слова.
«Ты не сможешь спасти всех...»
- Черт, - Лациф закрыл глаза, пытаясь успокоиться. – Кажется, я убил уже больше, чем спас. Этому миру совсем не везет с королями, - прошептал он, усаживаясь мимо кровати и сползая прямо на пол. - Этот мир такой же, как и тот другой. Он отбирает все самое ценное! Я опять не успел! - зло взревел он, сдёргивая с себя королевский наряд. - Долбаное дерьмо. Какого хрена я вообще полез к этому аспиду! - тело гомокула задрожало.
«Эй! Мужик! Успокойся!» - услышал он напуганный голос демона.
Но огонь в его ладонях уже начал разгораться.
- Надо было плюнуть на эти кинжалы, на сердце. Чертовы кинжалы! - снова взревел Лациф, наконец-то, освободившись от одежды.
Вместо черно-алого наряда на короле появились старые добрые льняные штаны. Он провел горящими ладонями по волосам от затылка ко лбу и съёжился подобно напуганному ребенку. - Чуял ведь, что будет беда. Чуял ведь!
Глаза вспыхнули.
«Лациф!» - взвился Гаут.