шали от СССР ни слова о том, что это было плохо. Чехам надо откровенно
разобраться с прошлым и открытыми глазами посмотреть на настоящее. Мы
хотим идти дальше, не нужно брать в дорогу такие мешающие вещи, как не-
терпимость, подозрительность, враждебность. Народы не должны расплачи-
ваться за чужие амбиции.
Ты не представляешь, с какой симпатией и надеждами мы ждали Гор-
бачева. Но уже на пути с аэродрома в Прагу он похвалил сегодняшнее чехо-
словацкое руководство, в том числе Якеша и Биляка, которых народ не мо-
жет уважать хотя бы потому, что видит каждый день уровень их образова-
ния и культуры. Мы стали понимать, что у Москвы сегодня много своих за-
бот, до Чехословакии руки не доходят.. Брежнев страшно виноват перед
нашим народом. Давно пора сказать: «Извините, мы сделали ошибку…»
Сокращенную беседу с Иржи Ганзелкой «Известия» опубликовали 24
июля 1989 года 23. Льды между нашими странами еще сохранялись, но ледо-
ход приближался.
Иржи хотел познакомиться с Леном Карпинским, немало был о нем
наслышан. Сын старого большевика, убежденный марксист, ярый антиста-
линист, был головной болью комитета государственной безопасности. И хо-
тя встреча с ним, Иржи это представлял, могла привлечь внимание комитет-
чиков, ему хотелось пожать руку любимцу либеральной московской интел-
лигенции. Критически относясь к советской власти, Карпинский когда-то
работал в идеологических структурах, занимал высокие посты, пытался ба-
лансировать на тонкой проволоке. После событий в Чехословакии он тайно
распространял свою рукопись «Слово – тоже дело». По его мысли, власть не в
силах уследить за всеми каналами информации, и честное, умное слово для
людей, верящих в его святость, жаждущих правды, способно направлять их
действия. Он организовал кружок «чистого марксизма», задумал издание не-
зависимого марксистского альманаха. Последствия были предсказуемы.
Лена исключили из партии, лишили работы; выживать его семье помо-
гали друзья. Все переменилось только в горбачевские времена. Лен стал обо-
зревателем демократических по духу «Московских новостей». Высокий и
худущий, как жердь, эрудит и страстный, талантливый трибун, человек ори-
гинального ума, он был достаточно ленив, больше говорил, чем писал; в ре-
дакции это знали и не требовали от него слишком много. Лен был моим при-
ятелем в «Известиях», и предложение встретиться с Ганзелкой принял с го-
товностью.
Мы сели за столик в углу ресторана Дома ученых на Ленинском про-
спекте. Пересказывать разговор не берусь, это невозможно. Они выросли в
разных историко-культурных традициях, оба любили родную землю, но си-
туация отвела им роль оппонентов, хотя по мировосприятию, каждым вы-
страданному, были братьями. По мысли Карпинского, не марксизм как идео-
логия обусловил советское вторжение в Венгрию, Чехословакию, Афгани-
стан. Это дело рук большевиков, толком не читавших, не понимавших, из-
вращавших Маркса. Они манипулировали понятием «социализм», построив
общество, от него по сути далекое. Советское общество конца 1960-х годов
оставалось высокомерным к окружающему миру, настороженно и не без за-
висти относилось к европейским народам (в том числе к чехам), живущим
лучше. Разочарованное в своих поводырях, не знающее, куда идти, но сохра-
няющее веру в собственное мессианское предназначение, больное Отечество
было чревато реставрацией сталинизма. И военная операция 1968 года – от
охватившего власть страха, как бы чехословацкая попытка соединить социа-
лизм с демократией, заразительная для способных мыслить, не привела к
краху кремлевских устоев.
Эти дни нас кружили, как в карусели, когда мелькают дома и лица, все
время новые, и присмотреться не успеваешь, и вывалиться невозможно.
Поехали электричкой в Переделкино на дачу к Евгению Евтушенко; по-
эт был в возбуждении от недавнего случая, когда на заседании Съезда
народных депутатов СССР инвалид афганской войны с открытым милым ли-
цом, опираясь на костыли, с трудом поднялся к трибуне и под дикий одобри-
тельный рев части зала стал грубо отчитывать академика Сахарова, перед
этим призвавшего депутатов потребовать от властей вывода войск из Афга-
нистана. Андрей Дмитриевич сидел в зале, опустив голову на грудь. «Хотите
послушать?» – поэт взял со стола стопку исписанных листков. «Эх, “афганец”,
запутанный малый, / сам распутайся и припади / к этой вдавленной больше,
чем впалой, / к этой совестью полной груди…»
У поэта сидели до вечера, а следующий день снова носились по городу,
по семинарам и диспутам демократических партий, объединений, движений,
горячо спорящих друг с другом. Везде обсуждали разгон демонстрации в
Тбилиси войсками Закавказского военного округа, забастовку шахтеров Куз-
басса, бои в Нагорном Карабахе и Абхазии… Все чувствовали, как нарастает
недовольство властью и падает ее престиж, вернее, то немногое, что от пре-
стижа оставалось. Яростное неприятие номенклатуры, ее дразнящих, оскор-
бительных для большинства привилегий объединило сторонников западной
ориентации и сторонников обновления социализма. Никто не называл вслух,
но все подразумевали чехословацкий вариант. Четверть века идея добира-
лась из Праги до Москвы.
– Завидую, – говорил Иржи, когда мы присели перевести дух у памятни-
ка Пушкину, – «интернациональная помощь» вам не грозит. Во всяком слу-
чае, с чехословацкой стороны…
Самой большой радостью для Иржи были часы, проведенные у Анны
Алексеевны Капицы и ее сыновей на Ленинском проспекте и на Николиной
Горе. Со стороны могло показаться, какие странные люди в этой ученой се-
мье, о каких-то пустяках ведут речь, не могут наговориться. И это была бы
правда, с тем единственным уточнением, что этим людям было счастье по-
нимать друг друга взглядами, недомолвками, паузами, выражающими боль-
ше, чем способны слова.
Зашла речь об отношении Петра Леонидовича к социалистической
идее. Анна Алексеевна заметила, что все дело в том, в каких этот строй руках.
Для Петра Леонидовича новый строй был ключом к каким-то неизвестным
прежде возможностям жизни, но было опрометчивым вслед за крупной ин-
дустрией, железной дорогой и т.д. все остальное хозяйство тоже передать в
управление государству. Ошибки очевидны, однако трудно сказать, они от
системы или от того, как она у нас получилась. Часы в обществе Анны Алек-
сеевны Иржи Ганзелка относил к самым счастливым в жизни.
Петр Леонидович скончался 8 апреля 1984 года, за три месяца до своего
90-летия.
За день до отлета Иржи из Москвы мы поехали на Новодевичье клад-
бище. У ворот купили цветы и пошли к могиле. Кто знал, что двенадцать лет
спустя рядом будет похоронена Анна Алексеевна.
Письмо в Москву (31 июля 1989 г.)
…Ленька, после трех суток, когда я спокойно занимался подробными заметка-
ми, все стало на свое место, по душе и по совести стало хорошо. При твоей огромной
помощи (это я всегда буду на любых обстоятельствах с удовольствием повторять
«слово в слово», как уже напечатано), выполнилось намного больше желаний, чем
можно было ожидать. Как я уже написал ААК 24: выразить только глубокую, искрен-
нюю благодарность, это совсем мало. Ты естественный друг навсегда, не только
мой и Мирослава.
Юлианка целует. С радостью брала в руки твой подарок, очень понравился. Не