стюме, так и поехал на дежурившей машине в ЦК.
Брежнев принял сразу же: “Ну, рассказывай…” Слушает внимательней-
шим образом. Дубчек, говорю я, фактически признанный лидер, он просто
романтик, его и его команду лучше оставить в покое. По-моему, в случив-
шемся много надуманного, резкие движения сейчас вряд ли оправданны,
надо искать другой путь. Брежнев не перебивает, не спорит. Рассказываю о
впечатлении, поразившем меня: в нашем посольстве генералам КГБ
Н.С.Захарову (первый заместитель председателя) и Г.К.Циневу (заместитель
председателя) всюду мерещатся западные немцы, на каждом шагу они видят
“происки” НАТО, постоянно “предотвращают” диверсии на железных дорогах
и “провокации”. Ужас слушать. Умышленно нагнетают страх и дезинформи-
руют Москву. Этим они занимались и прежде, влияя на принятие решения о
вводе войск. В событиях оба сыграли огромную разрушительную роль.
Брежнев молчит, хотя генерал Цинев, начальник 2-го Главного управ-
ления (контрразведка), в КГБ его человек, напрямую его информировавший,
пользующийся его доверием. Они в близких отношениях, но я этого не знал.
“Спасибо тебе, – говорит Брежнев. – Только прошу тебя, не рассказывай об
этом Косыгину”. До сих пор не могу понять, какую струну задевал мой рас-
сказ в их спорах между собой».
После возвращения из Чехословакии Яковлев работал над текстом но-
вой Конституции и параллельно над постановлением ЦК «О повышении по-
литической ответственности журналистов» (когда я и попал ему под горя-
чую руку), но случился эпизод, едва не стоивший ему карьеры. Позвонил
секретарь ЦК К.Ф.Катушев: «Слушай, надо новую чехословацкую “Белую кни-
гу” создать» 19. Сослался на обмен мнениями на Политбюро, но похоже, что
мысль ему самому пришла в голову. В отделе пропаганды привлекли ученых-
богемистов, стали переводить «Черную книгу», как назвали «Семь пражских
дней. 21–27 августа 1968 г.» 20. и готовить второй выпуск «Белой книги».
«Черную» выпустили в переводе в трех десятках экземпляров (членам По-
литбюро, в отделы ЦК, а также КГБ, ГРУ, министрам, руководителям средств
массовой информации). Яковлев расширил круг адресатов по своему усмот-
рению.
«И вот идет заседание Секретариата ЦК. Сижу, слушаю, жду, когда эта
бодяга закончится. Наконец, Суслов, который вел заседание, объявляет: “Все,
повестка дня исчерпана”. И поворачивается ко мне: “А вы останьтесь”.
Уткнулся в бумагу. “Ну, как тут у нас написано: “О самовольной рассылке зам.
зав. отделом пропаганды ЦК КПСС тов. Яковлевым А.Н. книги “Семь праж-
ских дней. 21–27 августа 1968 г.”, содержащей грубые антисоветские из-
мышления…” Меня как обухом по башке. А он ко мне: “Что за книгу вы рас-
пространяете?”
Я смотрю на Демичева и Катушева, оба опустили головы, молчат. За-
писку, потом выяснилось, написал Голиков, помощник Брежнева. В книге,
изданной после вторжения сторонниками Пражской весны, были слова и о
Брежневе, понятно, какие. Суслов поворачивается к Аветисяну, заместителю
заведующего общим отделом ЦК: “Ну, а кому же он послал-то?” Вот, отвечает,
двадцать семь адресов. Секретариат ЦК, члены Политбюро, отделы. . “Так
что, у нас от них секреты, что ли?” А мне заметил: “Вы все-таки будьте поак-
куратней!” Видимо, он хотел сказать – на кой черт ты там оставил про Бреж-
нева?!»
История с «Черной книгой» и «Белой книгой» на этом не закончилась.
Вчитавшись в перевод «Семи пражских дней…» («Черной книги»), заве-
дующий отделом пропаганды ЦК КПСС В.И.Степаков сопроводил рассылку
членам руководства партии предупреждением: «Книга содержит грубые,
клеветнические антисоветские и антисоциалистические измышления. По
сообщениям иностранной печати, книга передана для издания в западных
странах» 21.
В недрах ЦК стали готовить «Ноту Советского правительства прави-
тельству ЧССР». В материалах сборника «Семь пражских дней…», указывал
документ, «в развязной форме, нередко с применением непристойных выра-
жений, опорочивается внешняя и внутренняя политика Советского Союза.
Дело доходит до того, что СССР сравнивают с империалистическими госу-
дарствами, называют “жандармом Европы”. Используя трафаретные измыш-
ления антикоммунистической пропаганды, составители сборника пытаются
приписать советскому народу “бесчеловечность”, “диктат”, “варварство”,
“зверство”, “проведение политики массового уничтожения чехословацких
граждан”. Страницы сборника наполнены клеветой на Советские Вооружен-
ные силы. Во враждебной манере изображаются советские официальные ли-
ца».
Организатором книги, напомню, был директор Института истории че-
хословацкой Академии наук член ЦК КПЧ И.Мацек. Это позволяет, говорится
в ноте, сделать вывод, что «в антисоветской кампании, продолжающейся до
сих пор в Чехословакии, участвуют чехословацкие официальные учреждения
и лица, занимающие влиятельное положение в системе формирования обще-
ственного мнения, а распространители антисоветской стряпни располагают
широкими возможностями и средствами для своей грязной работы» 22.
Академик Иосиф Мацек, напомню, друг Ганзелки и Зикмунда.
Судьба второго выпуска «Белой книги» оказалась еще плачевнее. Как
следует из архивных документов, книга была издана в феврале 1969 года
под названием «К событиям в Чехословакии. Выпуск второй», но в ней снова
оказались тексты, советскому руководству неприятные, и тираж уничтожи-
ли. «Мы заверяем, – напишут чиновники общего отдела ЦК КПСС, – что нами
приняты необходимые меры, исключающие возможность подобных случаев
в будущем» 23.
…Пора прощаться. Яковлев поднимается, но медленно, как будто не до-
говорил что-то важное. Провожает до дверей и у порога:
– Хотите знать, в чем главная наша беда?
И тихо, как сокровенное:
– В нежелании положить ухо на землю, послушать, что нам говорит
земля…
Похоже, под конец жизни в партийном функционере проснулся сын
ярославских крестьян, сильно окающих, ходивших за плугом по чистому по-
лю, под голубым небом, вдоль белых берез, и живших, как далекие предки,
по простым и справедливым законам. Проснулся запоздало. Он стоит, ма-
ленький, с надвинутыми на кончик носа большими очками, смотрит сквозь
стекла настороженно, словно ждет напоследок подвоха. Я ухожу довольный,
что не напомнил ему о нашей встрече на Старой площади осенью 1968-го,
когда едва уцелел.
Осенью 1968 года в русскую и чешскую лексику вошло редкое до той
поры слово с латинским корнем «нормализация». Старые словари его не
знали; у В.Даля ближе других к нему – «нормальное состояние», то есть
«обычное, законное, правильное, не выходящее из порядка, не впадающее ни
в какую крайность».
Понятие, этим словом выраженное, в устах кремлевских идеологов
подразумевало не вывод чужих армий из страны, что как раз было бы закон-
ным, правильным, не выходящим из порядка, а полное вытеснение из чехо-
словацкой политики строптивой национальной элиты, ее замену на послуш-
ную просоветскую, способную заставить замолчать свой взбудораженный,
не ко времени разговорившийся народ. Как им было понять друг друга?
То, что для малого европейского этноса выглядит унижением, нацио-
нальной катастрофой, для державного восприятия – эпизод на пути заве-
щанного предками исторического собирания и удержания соседних земель.
По воспоминаниям З.Млынаржа, на московских переговорах Брежнев объяс-