Глава 9 тебе нельзя сдаваться
Я проснулась не от того, что хотелось пить или есть. Вовсе нет. Просто проснулась. Не знаю почему, да и не хочется знать.
В последнее время я перестала, что-либо понимать, что-либо хотеть.
Странно, но по-другому этого не объяснить.
В голове появились мысли, от которых я не могла избавиться еще с того дня, как очнулась в больнице больше месяца назад. Или больше?
Белый потолок, запах хлорки. Будто и не покидала больницу.
На душе становится противно, мерзко.
Кому я буду нужна? Вся жизнь уже пошла по наклонной вниз. Я ведь теперь не смогу работать, да и доучится.
Ком встает в горле, а из глаз начинают бежать слезы. Горькие, слегка соленоватые.
Струйки стекают, попадая в уши. Щекотно, но все, как в вакууме. Я по-прежнему ничего не слышу, и, кажется, уже никогда не услышу. Жизнь поломалась с треском.
Преподношу левую руку к лицу, вытирая слезы, и вижу бинты. Меня спасли. Увидели, вызвали скорую.
Осматриваю палату и вижу, сидящего рядом с кроватью, Рому. Сидит с закрытыми глазами.
Пазл в голове собирается воедино. Это был он. Он пришел, увидел и спас.
Если бы он знал, что это все зря.
Я не вижу, смыла в том, чтобы продолжать существовать. Не жить, а именно существовать. Не вижу даже смысла принимать то, что я глухая.
От одной мысли, хочется выть.
Я уже не слежу за собой, и, кажется, заплакала в голос. Может, даже завыла от бессилия, беспомощности.
Так мне и надо.
Я была слабой.
Так и надо той, что не могла постоять за себя и тупо сбежала. Если бы была сильнее, может, не попала бы тогда в аварию и сейчас бы все слышала.
Да, было бы больно. Плевать.
Да, больше не захочется верить в людей. Плевать.
Но я бы слышала.
Я бы выдержала.
Наверное.
Глаза Ромы слегка дернулись, кажется, он сейчас их откроет и что-то страшное может произойти, чую это.
Никто бы не обрадовался, если бы ты решил покончить с собой. Сразу не забудут. Отчитают. Потом будут долго припоминать об этом. Будут конечно говорить, что это был самый глупый поступок.
Да, это будет правильно.
Глаза парня открылись. Сначала в них не читалось ничего, совсем ничего, а потом появилось то ли ярость, то ли не понимание. А может все сразу? Ведь никто не знает, зачем я все это сделала, а мне не понятно, зачем меня спасли…
Это ведь так глупо останавливать человека.
Я сама приняла это решение. Сто раз подумала. Все взвесила.
В его глазах я видела вопрос: «зачем?»
Думаю, отвечает или нет. Ведь это все странно. Зачем отвечать, если все и так понятно.
— Не смотри на меня так, будто ты ничего не понимаешь, — не выдержав настойчивого взгляда, сказала я, переведя свой взгляд на потолок, — это глупо не понимать очевидных вещей. Сам подумай. Зачем кому-то жить с калекой? Зачем взваливать на себя еще какую-то работу? Ты не представляешь… каково это мне… Посмотри новости, когда родители отказываются от собственный детей, узнав, что это калека или то, что он не проживет и нескольких лет. Ром, это невозможно. Невозможно жить с такой мыслю. Больно.
Закрываю глаза и чувствую, как слезы бегут по щекам. Опять. Я опять заплакала. Это и вправду не возможно.
Чтобы он там не сказал, я не смогу с этим жить, я не смогу себя принять такой, какой стала. Даже, если нужно. Нет. Не могу.
Он лишь покачал головой.
— Тебе меня никогда не понять.
Говорить больше не хочется. Я закрыла глаза, показывая, что говорить я больше не хочу.
Грубо, а что еще делать?
Лучше высказать все сейчас, чем потом, да и что тут можно выяснять?
Честно, мне ничего не хочется.
Совсем.
***
Через пару дней, которые пролетели медленно, что меня сильно разочаровало.
Медсестра приносила еду, а я даже не притрагивалась к ней. Мне совершенно не хотелось есть. Пытались заставить, но все их попытки были четны. Да, да, я знаю, что характер мой просто ужасный, но сейчас он здесь совсем не причем.
Просто мне нужно побыть одной, а лучше завершить то, что мне не дали.
Каждый день ко мне кто-то да приходил, но я лишь отворачивалась к стене. Отчасти мне не хотелось никого видеть, а с другой стороны, мне было стыдно смотреть им в глаза.
Но я сама решила так поступить. Отговаривать пустая трата времени и сил.
В этом я была мастером, вон какой режим холодильника включила, мол, не подходи, сама в ледышку превратишься.
Это так глупо.
Смотрю на дверь, будто я чего-то жду.
Но она резко открывается, и я отворачиваюсь, словно и не ждала или что-то в это роде.
Пусть выглядит странно, пусть. Пусть это будет глупо, тупо. Плевать на всех.
Зашло двое: мой лечащий врач, а второго я не знала, но он тоже был врачом, судя по халату.
Мужчина лет сорока пяти садиться на стул, на нем тогда сидел Рома. Я наблюдала за ними краем глаза, поворачиваться не хотелось. Пугает лишь неизвестность. Хотя, плевать, если мне скажут: «вам придется собрать свои монатки и отправиться в психушку»
Думаю, так оно и будет.
Даже гадать не нужно.
Почувствовала прикосновение, кажется, они собираются со мной поговорить. Смешно. Это то же самое, что показать слепому красивую обложку глянцевого журнала или заставить нюхать просроченные продукты человека, который не может ничего чувствовать.
Посмотрела на своего врача. Просто так они от меня не отстанут. Жаль.
А мне хотелось побыть совершенно одной.
Он протягивает мне бумагу, где пишет о том, что это психолог, и он хочет поговорить со мной. Ведь то, что я сделала — плохо, не правильно и карается тем, что место в психушке будет занято мной.
— Вы меня за больную приняли?
Он покачал головой.
— Думаете, я не понимаю к чему все эти разговоры? Я не вы! Я не тупое существо! — меня они выбесили и продолжают бесить своим присутствием.
Он продолжает писать. Пишет долго, старается меня, видимо, в чем-то убедить. Навешать мне лапшу на уши и быть довольным.