– Это что такое? – произнёс импульсивно более молодой обитатель помещения.
– А это – ваша новая ключ, – представил меня ушастый, испытывая при этом такое ехидное счастье, что я сразу заподозрила подвох. – Жутко дикий и жутко слабый, – мой сопровождающий бросил на стол рядом со мной папку личного дела.
В следующее мгновенье зелёные глаза оказались прямо напротив меня, парень оскалился и зарычал, обдавая лицо раскалённым воздухом пустыни. Недолго думая, а точнее, вообще не думая, ибо сил на это просто не осталось, сжала кулак и стукнула невоспитанного балбеса в лоб. Пусть скажет спасибо, что не рукой с розовой ручкой. Стал бы единорогом.
Предупредили же, что жутко дикий. Про слабый – это уже зря.
Замотав головой и зафыркав, как лошадь, зеленоглазый отпрянул от меня. Я чётко увидела, как зрачки его стали вертикальными, а из-под губы показались клыки. От дверей раздался смех. Похоже, наше представление обретало популярность. Сейчас, очевидно, зрителям будет показано моё красивое кровавое убийство.
– Все вон! – рыкнул старший обитатель помещения так, что всех буквально сдуло и прихлопнуло дверью.
Мне бы так уметь. Всё, я умерла. Из меня будто вынули стержень, позволявший до сих пор ходить прямо, с высоко задранным подбородком общего игнорирования. Уложив руки на стол перед собой, я уронила на них голову. Невероятное ощущение полной защищённости захлестнуло с головой. Как же мне не хватало этого с момента смерти родителей. Когда тебя обнимают, а ты ощущаешь себя как в детстве, где серьёзнее разбитой коленки нет проблем, да и то решается поцелуем маминых губ. Плечи начали содрогаться в сухих рыданиях. Слёз не было, и это плохо. Тело просто дрожало в попытках вдохнуть, всхлипывая мелкими глотками воздуха, а вот слёзы не могли прорвать дамбу запретов. Меня трясло, будто в припадке.
– Что с ней? – раздалось недоумённое и даже боязливое откуда-то сверху, но далеко-далеко.
– Осознание, – пояснил более взрослый и какой-то шершавый голос. Как кошачий язык, прошедшийся по натянутым нервам. – Это незаразно.
Меня подхватили на руки и усадили на тёплые колени. Крепкие руки обняли, прижимая к себе. Всё, я влюбилась в это существо, кем бы оно ни было. Хоть лешим, хоть гоблином. Я крепче вцепилась в одежду, пахнущую горячей карамелью и солью. Я дома. Слёзы хлынули, будто открылся кран, заливая всё сознание и мир вокруг.
Ревела я долго и знатно. Оплакивала всё: от загнанных на время «приключений» страхов до принесённых ещё из другого мира болей и разбившихся надежд. Вспомнила, как прижимала к себе холодное тело собственного сына. И выла от того, что помимо горя испытывала невероятное облегчение, что Ванюша больше не мучается. Одно дело, когда ты сразу получаешь от судьбы при рождении ребенка с ДЦП, другое – незапланированный поход в лес. После которого понимаешь, что наступила долгожданная вторая беременность. Я обнималась с фарфоровым другом и забыла проверить сына на наличие клещей. А потом уже поздно, и вместо счастливого вихрастого балагура у меня на руках овощ, не способный даже есть самостоятельно. И от самообвинений, молчаливого укора мужа – кровь, скорая, гематома, несовместимая с жизнью плода. Смерть родителей, одного за другим, холодная стена, превратившая нашу семью в живущих совместно чужих людей. А как же там Гаврюша без меня? Ведь у его мамы нет денег оплатить более дорогого массажиста. И Оленька, и Лёшка, и начавший улыбаться Никитка. Реабилитационный центр… я ж тренажёр отыскала эллиптоидный, с рук, а Васька его точно не потащит. И Светка с её розовыми су-у-у-у-умками-и-и-и... Зимнюю резину только купи-и-и-ила…
Меня резко дёрнуло, а потом в лицо дунуло прохладным ветром, возвращая крохи реальности. В руки сунули что-то твёрдое и холодное.
– Пей! – приказ прозвучал так уверенно, что я не посмела ослушаться. Вот только меня трясло, стекло стакана билось об зубы, и вода проливалась куда угодно, кроме рта. Поддержали, помогли, делая перерывы на отдышаться.
Слово «спасибо» я выговаривала, наверно, с полминуты, клацая зубами. Что удивительно, на последней букве «о» стала ощущать, как отпускает. Слёзы пересыхали, оставляя за собой жжение в глазах и полный нос соплей. Может, кто-то умеет плакать красиво, пуская стразы Сваровски по щекам и ресницам, я же после истерики превращаюсь в аллергически распухшего хомячка-китайца. А тут эти сильные руки, не переставая наглаживающие плечи. И голос. И это же всё принадлежит мужчине. Пусть я не успела его рассмотреть, но… я теперь такая стра-а-а-ашная…
– Что, снова? – раздалось почти истеричное от молодого обладателя зелёных глаз (по воспоминаниям). Сейчас смотреть на кого-либо через свои щёлочки, оставшиеся от век, не хотелось и не моглось.