– Гортензия де ла Гарда, – прозвучало следующее, как я понимаю, имя.
Снова тишина и огонёк. Теперь я проследила, после почернения искры одно тело просто исчезало. Растворилось, как будто его никогда здесь и не было. Мозг по-прежнему отказывался анализировать происходящее. В реальности сложно сомневаться – тут никаких щипков не понадобилось, как меня швыряли по всей камере кому не лень. Локоть до сих пор болел, руки и ноги под весом мужских тел занемели, будущий синяк на щеке пылал, а голова зудела, будто с неё пытались снять скальп. Это если не считать ощущения, что по телу словно прошлись наждачкой, а сверху давил неандерталец. И при этом – вот этот огонёк. Это был просто перебор.
– Может, слезешь с меня? – буркнула я недонасильнику, устав выворачивать голову, когда мужчина в дверях зачитал ещё пару имён.
– Ну нет, цаца, мы и так тебя долго ловили. Сейчас розовый уйдёт, и мы продолжим.
Я глянула ещё разок на мужчину в дверях. Он уже изрядно растерял свой небожительский лоск в моих глазах, но ничего розового в нём я не рассмотрела. Перевела взгляд на оскалившегося будущего насильника и облизнула губы, стараясь выглядеть как можно более соблазнительно. Задержала дыхание, потянувшись вперед как для поцелуя, а потом резко мотнула головой, врезаясь лбом в и так кривой нос мужика. Он завопил, на меня капнула кровь, но было уже не до того. Я жёстко вцепилась зубами в первую попавшуюся мясистую часть того, что держал правую руку. И тут же во второго, державшего левую. Я понимала, что мой последний шанс – это выскочить в коридор. Попробовать привлечь внимание хоть кого-то, не столь равнодушного. Ну или хотя бы не настолько отвратительного. Я согласна расслабиться, но под другими! Рывок, ещё один, и тут же вес навалившихся сверху тел лишил последних иллюзий.
Я кричала так громко, как только могла, стараясь выплеснуть разочарование. А может–таки докричаться. Хотя бы до того, кто меня сюда засунул. Потому что больше я не могла пошевелить даже пальцем. Но мне требовался воздух, а на лёгкие давили навалившиеся сверху тела, и я несколькими неглубокими всхлипами попыталась втянуть недостающее вещество. Когда услышала от двери:
– Если девица так будет кричать, я переведу её в другой блок.
Даже дыхание сбилось. Переводить меня собирались не потому, что это могло помочь, а потому что там со мной быстрее расправятся. Это слышалось в раздражённых интонациях – я мешала зачитывать список имён.
Но и в этой камере ко мне накопилось уже множество претензий, и отпускать меня не пожелали. В рот запихали клок ткани неизвестного происхождения. Оставалось надеяться, что это хотя бы кусок моей одежды, а не какой-нибудь ношеный носок. Вот, казалось бы, какая уже разница? Когда оставалось лишь раздражённо досопеть до изнасилования и, похоже, собственной смерти. И неизвестно, что раньше наступит. Хотя тела у стены раньше вроде не трогали. Но, боюсь, меня просто не хватит на всех расстроенных моим поведением мужчин.
А в это время зачитывались и мужские имена. Огоньки не понадобились, переборщики чёток поднимались, делали странное круговое движение у груди, били себя ладонью по плечу, получали такой же ответ от остальных и шли на выход. Поголовье моих насильников при этом не уменьшалось. От двери прозвучало последнее имя. Это почувствовалось по интонациям произносившего, будто поставившим точку в выполнении рутинной работы. За столами осталось полтора десятка мужчин, у стены лежало два трупа. Перед глазами мельтешили чёрные точки – от нехватки кислорода из-за расположившихся на мне тел я постепенно теряла сознание. И не знала, радоваться ли этому. Среди чёрных точек затесалась одна красная, привлекая внимание. Неожиданно груз с меня исчез, и я смогла вдохнуть полной грудью, закашлявшись. Красная точка по-прежнему оставалась мерцать передо мной, пусть и как-то неуверенно и неравномерно. Я б уже не удивилась, если бы меня сейчас вычеркнули из списка, и я бы растворилась куда бы то ни было. Но вместо этого меня вздёрнуло на ноги, и я пошатнулась, вцепившись с усилием в удерживающую меня руку. Да чего стесняться, я буквально повисла на этом существе, давая возможность ногам перестать изображать холодец. Вокруг меня воцарилась такая тишина, что захотелось пожужжать, изображая муху. Что я и сделала. Раз докричаться не получалось, может, так услышат. Бред, конечно, но мне уже можно и не так глючить. Меня уверенно вели к двери, а за спиной постепенно нарастал шёпот:
– Если она из этих, то почему она не того? (Невнятный хруст)
– Да она могла нас одной силой размазать…