Выбрать главу
Не бывает любви несчастной…Может быть она горькой,Трудной,Беззащитной и безрассудной.Но несчастной любви не бывает,Даже если любовь убивает!Тот, кто этого не усвоит -И несчастной любви не стоит…Слышал такое?

— Не-ет… — медленно ответил Олег. — Эрик, а у тебя есть девчонка?

— У меня? — Йерикка поднялся. — Ну, выздоравливай. Пойду, мне сегодня на поля.

Он очень быстро вышел, даже не пожав руку и оставив Олега в по-лнейшем недоумении — то ли обиделся, то ли что-то вспомнил, то ли про-сто не захотел ответить, то ли правда опаздывал?..

…Этим вечером Олег не мог уснуть. Он лежал в постели, положив под одеялом ногу на ногу и откиунв голову на подушку. За окном висел искривлённый, разбитый ковш Большой Медведицы — Лося по-здешнему. Где-то снаружи смеялась девчонка — счастливо, взахлёб, как смеются лишь в юности. Ей отвечал неразборчивый, грубоватый мальчишеский басок — и вот смеются уже двое.

— Бранка, — вслух сказал Олег.

— Да?

Он вскинулся. Бранка стояла у дверей в своей обычной позе — голо-вой к плечу, одетая в «уличные» рубашку и штаны, босиком, без пояса.

— Как ты, болезный? — весело спросила она, подходя и садясь у Олега в ногах.

— Лучше, чем когда бы то ни было, — Олег сел, как следует. — А теперь и вообще здорово.

— Что так? — спросила Бранка, ставя одну ногу на край кроватии обнимая колено.

— Ты же пришла. — улыбнулся Олег и протянул руку. Бранка вложила в неё свою.

— Так уж потому не спишь? Может, домовой давит, или просто — бессонница?

— Бессонница, — легко согласился Олег. — Без тебя — бессонница. И страшно. В темноте. Может, травки какой?

— Белены, — предложила Бранка. — Белая ночь, что темнота? — глаза у неё поблёскивали.

— Такая, — Олег погладил её по руке. — Какая бывает темнота, если моё солнышко исчезает на целый день? Вот сейчас ты уйдёшь… и опять бу-дет темно…

— А если я останусь? — Бранка куснула нижнюю губу. — Хочешь ли?

Голова у Олега закружилась, как не кружилась уже несколько дней. Он, не сводя глаз с Бранки, спросил:

— А ты — ТЫ этого хочешь?

— Да.

Бывает, что мы принимаем ложь, как должное. И теряемся, если нам в глаза говорят правду. Почему-то ни Олег, ни Бранка не подумали даже, что «остаться» может означать просто просидеть вместе полночи, болтая о разном — как уже было.

Олег внезапно испугался. Испугался, что поведёт себя не так — и Бранка уйдёт. Он ещё толком не знал, чего хочет… но он совершенно точно НЕ ХОТЕЛ, чтобы Бранка уходила.

Девушка прикоснулась пальцами к вискам Олега (он вздрогнул) и, встав коленями на постель, несколько раз поцеловала его в губы — сухие, горячие, словно у мальчишки поднялась температура.

— Я не прошу с тебя ничего, — сказала она и, стоя на коленях, потянула через голову рубаху. — Ты волен уйти… как пожелаешь, когда пожела-ешь…

Эти слова прозвучали нелепо. Олег чувствовал, что ему трудно ды-шать носом и открыл рот, который немедленно пересох, как и губы. Бра-нка, положив ладони на плечи Олега, закрыв глаза, наклонялась всё ни-же и ниже — её груди коснулись напряжённых, твёрдых, как камень, мышц на груди мальчишки… и, когда они перестали целоваться, Олег быстрым, горячим шёпотом сказал:

— Подожди, подожди… давай перестанем… а то я сейчас… — он тихо хихикнул, — я сейчас в трусы сделаю, как в том сне…

— В каком сне? — сев, девчонка стаскивала штаны, подняв длинные, стройные ноги с изящными ступнями. — Снимай одёжу…

— Ты мне снилась, — Олег отпихнул одеяло на пол и помедлил. Бранка стояла вновь на коленях, только теперь уже — без одежды. — Понимаешь, я… я это делал только во сне…

— Может стать, и это — сон? — ладони девушки сомкнулись на затылке Олега.

— Если так — я не хочу просыпаться, — прошептал он, прежде чем они снова начали целоваться. Наконец Бранка одышливо спросила:

— А до меня… целовался ли… ты?..

— А-га, — Олег жадно искал её губы, словно вокруг было темно; на самом деле он просто почти ничего не видел от переполнявшего его возбуж-дения. — Бранк, я больше не могу так!

Девушка соскользнула вниз и вбок, её лицо оказалось рядом с ли-цом Олега. Потом перекатилась на спину…

… - Тебе… не… больно?..

— Мне хорошо… Вольг, жизнь моя… ещё чуть… по-тер-пи…

— Я… да… да… да…

Бранка закричала — негромко, Олег не обратил на это внимания, как и на то, что её пальцы свозят ногтями кожу у него на спине. Закрыв глаза, он очень слабо понимал, что делает — кроме того, что это достав-ляет ему невероятно, ни с чем не сравнимое наслаждение, которое с ним делит Бранка…

…Олег лёг на живот, щекой на плечо Бранки, носом в её шею. По-сопел; девушка сказала:

— Щекотно, — и, засмеявшись, запустила пальцы в волосы Олега. Тот поднял голову, как-то странно глянул на неё: — Что ты?

— Да так… Я думаю — а как я жил раньше? Может, меня вообще не было?

— Глупый… Хотя, — она вздохнула, удобней устраивая светловолосую голову на подушке, — может стать, что и меня не было…

— Я у тебя первый — вот так, по-настоящему, — не спросил, а сказал Олег. — Послушай, давай… ещё раз.

— Сейчас. Погоди… Скажи мне по чести, верное слово скажи — ты меня не кинешь, пока…

— Я тебя НИКОГДА не кину, — и Олег закрыл её рот поцелуем.

ИНТЕРЛЮДИЯ

"ПЕСНЯ О НОВОМ ВРЕМЕНИ"

…ЕСТЬ ВЕЩИ, ОТ КОТОРЫХ НЕ СПАСАЮТ НИ ВОЗРАСТ, НИ СВЕТЛАЯ ЛЮБОВЬ, НИ ГРЯЗНАЯ ТРУСОСТЬ… НИ ИСКРЕННИЕ КЛЯТВЫ.

Как призывный набат,Прозвучали в ночи тяжело шаги —Значит, скоро и намУходить и прощаться без слов…По нехоженым тропамПротопали лошади, лошади,Неизвестно, к какому концуУнося седоков…Значит, время иное,Лихое,Но счастье, как встарь ищи…И в погоню летим мы за ним,Убегающим, вслед!Только вот в этой скачкеТеряем мы лучших товарищей,На скаку не заметив,Что рядом товарищей нет…И ещё будем долгоОгни принимать за пожары мы.Будет долго зловещимКазаться нам скрип сапогов!О войне будут детские игрыС названьями старыми,И людей будм долго делитьНа СВОИХ и ВРАГОВ.А когда отгрохочет,Когда отгоритИ отплачется,И когда наши кони устанут под нами скакать,И когда наши девочкиСменят шинели на платьица —Не забыть бы тогда!Не простить бы! И — не потерять…(Стихи В.Высоцкого.)
* * *

Йерикка пришёл в башню глубокой ночью, когда весь город спал — и пламя факелов заметалось, бросая текучие отблески на развешанное по стенам гридницы оружие, свидетельствовавшее о славе побед пле-мени. Старый князь Крук, молча сидевший на своём месте во главе пус-того дружинного стола, поднял голову.

— Они идут, — ответил Йерикка на невысказанный вопрос. — Всё, как го-

ворили, дед. Час назад они начали высаживаться на побережье, до нас им не так уж долго. Между нами и ими сейчас наших племён — всего ни-чего, больше лесовиков, что после восстания сюда переселились. В ос-тальные племена весть уже послана. Там собирают дружины и ополче-ния.

Крук сидел, опираясь на рукоять меча. Бесполезного меча.

ОНИ сядут на перевалы — и…

Старый князь остро пожалел, что не умер зимой, когда дошла весть о гибели любимого сына, отца Гоймира. Он пытался отогнать ви-дения гибеди родного города. ОНИ идут наказать за непокорность детей, стариков и женщин. Весь горский народ. Они идут, чтобы разрушить всё, чем жил с тарый Крук, что было дорого ему и его людям. Что может про-тивопоставить племя, мужчины которого погибли в боях? Куда вернутся они, когда придёт пора? На пепелище?

Уйти, мелькнула мысль. Сняться, уйти за Ключ-горы. Но от одной этой мысли князь вдруг ощутил боевое бешенство, не посещавшее его уже много лет. Уйти, чтобы жадная и жестокая нелюдь ворвалась в дома, опоганила очаги, осквернила труд поколений славян? Уйти — пряча глаза, пробираться чужими землями, не сметь взглянуть на тех, кто из жалости станет кормить в пути детей и стариков? НЕТ!!! Легче умереть!