– Вина, – снова простонала женщина.
Она опустила ноги на пол, видимо, пытаясь встать с дивана, но как только она на миг приподнялась, её зад тотчас потянул её обратно, и она шлёпнулась, раскинув ноги. Без смущения она почесала сначала дряблое пузо, а потом между ног. Я отвёл взгляд, ибо невеста Неймана, со всей определённостью, не была воплощением Венеры и не напоминала в этот момент богиню любви, возникающую из морской пены. Я никогда не чувствовал содомитских устремлений, но клянусь, что если бы меня сейчас вконец обуяла похоть, то я скорее предпочёл бы удовлетворить её с опрятным юношей, чем с этим монстром, создающим впечатление, будто неумелая рука вылепила его из расплывающегося теста.
– Прикажите ей убраться, – посоветовал я. – Нам с вами нужно поговорить.
– Убраться?! – Завопило чудовище с кровати. – Что значит убраться?! Пока я здесь плачу за квартиру, никто не заставит меня убраться. Вы сами пошли вон отсюда!
Эти слова звучали весьма смело, учитывая тот факт, что были обращены к инквизитору, но я не собирался ни спорить, ни драться с пьяной шлюхой. Впрочем, Нейман тут же подскочил ко мне.
– Простите её, простите, – забормотал он. – Это пьяная коза постоянно меня позорит. Позвольте же, пожалуйста, поговорим себе снаружи, может, зайдём куда-нибудь выпить вина. – Он с ужасом посмотрел мне в глаза, но, очевидно, боялся он не меня, а своей сожительницы. Любопытно, ибо, как правило, в присутствии инквизитора люди уже не боятся никого другого. Можно сказать, что мы - квинтэссенция их страха. Даже её символ. А тут, представьте себе, меня на голову обогнала похмельная девка.
– Ну давайте выйдем, – согласился я.
На лестнице до нас ещё доносились вопли женщины, которая поочерёдно то угрожала художнику, то обещала ему неземные ласки, если он принесёт ей бутылку вина.
– Я тебя обоссу! – Взревела она наконец, и я заинтересовался, была ли это угроза, или, возможно, обещание награды. Ведь известно, что люди вытворяют разные вещи под влиянием страсти, а всякого рода богема является первыми, кто находит особое удовольствие в достойных сожаления извращениях, отвратительных порядочным обывателям.
Мы вышли на прогретую солнцем улицу, и Нейман аж вздрогнул, когда солнце ударило ему в глаза.
– Чёртов Люцифер, что за погода!
Потом он быстро зыркнул на меня и уже хотел начать оправдываться, но я не дал ему открыть рот.
– Говорите себе, что хотите, – снисходительно позволил я. – Лишь бы я узнал от вас что-нибудь о Елизавете.
Рядом с грохотом промчался воз, оставив нас в удушающем облаке пыли.
– Вот же драть тебя в зад! – Охнул Нейман и принялся грозить вознице. – Вы видели, видели? – Запищал он, обращаясь ко мне. – Он нас чуть не переехал! Сделайте что-нибудь с этим, в конце концов, вы же инквизитор!
Мне даже не хотелось комментировать это распоряжение, так что я схватил художника за руку и потянул за собой в тихий узкий переулок. Дома в нём склонялись друг к другу настолько, что соседи с противоположных сторон улицы спокойно могли бы поздороваться за руку, высунувшись из окон. По крайней мере, здесь было немного тени, да и я мог быть уверен, что не закончу жизнь под колёсами телеги, управляемой очередным ошалевшим возницей.
– Рассказывайте, – приказал я.
Мы присели на крыльце одного из домов. Рядом сидел малолетний ребёнок и с большим вниманием разглядывал нас, посасывая палец.
– Ну что сказать... – начал он. – Ведь, знаете, так, на трезвую голову, мне трудно собраться с мыслями...
– Меня интересует Елизавета Хольц, а не ваше похмелье. – Он душераздирающе вздохнул, после чего задумался на некоторое время.
– Молоденькая была и неопытная, но, знаете, горячая, как огонь, – причмокнул он с уважением. – А так охоча была учиться, как кошка в гон. Аж пищала от этих забав.
Он замечтался, но лишь на миг, потом махнул рукой и вздохнул.
– Да что уж теперь с того, если я даже не успел её хорошенько палкой угостить...
– Палкой? – Повторил я. Он бросил на меня сконфуженный взгляд.
– Нет, нет, не в том смысле, что вы подумали, – быстро затараторил он. – Той палкой, что, знаете, в штанах ношу. – Он похлопал себя по промежности и улыбнулся, обнажив порченые зубы.
Не нравился мне Нейман. Я и сам точно не знал почему, но не нравился. Может быть, потому, что он был художником, а ведь я хорошо знал, что художник может быть толстым, вонючим и тупым, но всё равно молоденькие красивые девушки будут ногами сучить от желания с ним покувыркаться. Он может пить и бить их, а они и тогда будут готовы в лепёшку расшибиться, чтобы стать его музой. Таким уж, видно, был создан мир и людские характеры... А может, я просто завидовал Неймановой лёгкой жизни, без обязанностей, повинностей, служебной иерархии. Словно бабочка... Я искоса взглянул на него. По правде сказать, сам Нейман скорее напоминал не бабочку, а серого мотылька.