После завтрака все адепты нашего курса отправились в Зал Пепла на утреннюю тренировку. Все, кроме меня. Мой путь лежал в другую сторону. Вниз по каменным лестницам, в самые недра Академии, туда, где никогда не пахнет озоном и древними фолиантами.
Кухня Академии была отдельным, бурлящим миром, похожим на нутро огнедышащего дракона. Жар от огромных печей, пар от кипящих котлов размером с лодку, лязг посуды, крики главного повара и ругань прислуги — все это смешивалось в оглушительную, хаотичную симфонию. Здесь не было магии. Здесь был тяжелый, монотонный, физический труд.
Меня встретила Марта, главная повариха. Это была огромная, как медведица, женщина с руками, способными согнуть подкову, и голосом, который перекрывал любой шум. — А, еще один волшебник-недоучка, — пробасила она, оглядев меня с головы до ног. — Думал, раз умеешь пускать искры, то и работать не надо? Здесь твоя магия не поможет. Вот котел. Вот скребок. Чтобы к обеду блестел, как задница кота. Не справишься — останешься без ужина. За работу!
Так началась моя новая рутина. Половину дня я проводил на кухне. Я драил котлы, покрытые слоем жира толщиной в палец. Я чистил горы картошки, пока пальцы не начинали сводиться судорогой. Я таскал мешки с мукой, от которых трещали мои детские кости.
Это было унизительно. Это было изнурительно. И это было лучшей тренировкой, о которой я мог мечтать.
Я не жаловался. Я работал. Молча, методично, с холодной эффективностью. Я превратил наказание в свою новую дисциплину. Каждое движение скребком было отработкой монотонности. Каждый поднятый мешок — микроскопической прибавкой к силе. Мой статус «Одинокого Волка» делал меня невосприимчивым к унижению. Я не был здесь Кайлом, аномальным магом. Я был безымянным рабом, и эта анонимность давала мне свободу. Свободу наблюдать и становиться сильнее.
Даже Система обладала своеобразным чувством юмора.
Вечером я возвращался в комнату, смертельно уставший, пахнущий помоями и гарью. Лиам встречал меня сочувствующей ухмылкой. — Ну как, герой дня? Покорил гору грязной посуды? — спрашивал он, перебирая струны своей лютни. — Я выжил, — коротко отвечал я.
Он был моей единственной связью с жизнью курса. Он рассказывал мне, что происходило на занятиях, пока я оттирал жир со сковородок. — Мариус сегодня учил их создавать огненный кнут. Давиан, конечно, преуспел — его кнут был тонкий и хлесткий, как у дрессировщика. А Борг создал не кнут, а дубину из пламени, которая погасла через три секунды. А Серафина… эта ведьма создала три маленьких, но быстрых кнута одновременно. Она становится опасной.
Он делился слухами. — Знаешь, Давиан вчера весь вечер доказывал своим дружкам, что твой взрыв — это признак слабой магической родословной, неспособности к контролю. Говорит, что такие, как ты, быстро выгорают. А Борг поспорил на десять серебряных монет, что заставит тебя плакать до конца недели.
Я слушал и запоминал. Каждое слово было информацией. Каждая сплетня — штрихом к портрету моих врагов.
Но настоящая работа начиналась, когда Лиам засыпал. Его тихое, размеренное дыхание было сигналом. Я садился на пол в позу для медитации и погружался в свою внутреннюю кузницу.
Навык «Закалка Хаоса» был моим самым главным секретом. И моей самой страшной пыткой. Я погружался в свое бурлящее, алое озеро маны и начинал гонять ее по внутренним каналам. Это было похоже на попытку пропустить раскаленную лаву через тонкие стеклянные трубки. Каждая циркуляция — это спазм, волна обжигающей боли, проходящая по всему телу. Я стискивал зубы, чтобы не закричать, чувствуя, как пот заливает лицо. Я использовал всю свою волю, всю дисциплину, которой научил меня Каэлан, чтобы не потерять контроль, чтобы не дать этому внутреннему огню сжечь меня изнутри.
Но с каждой ночью, с каждым мучительным циклом я чувствовал, как моя мана меняется. Она все еще была яростной, но в ее реве появлялись осмысленные ноты. Она становилась послушнее.
А однажды ночью я добился прорыва. Совершив очередной цикл, я почувствовал, как от основной, бурлящей массы моей маны отделилась крошечная, чистая капля. Она была уже не темно-красной, а ясной, оранжевой, как пламя свечи. Она была слабой, но абсолютно стабильной. Я мог удерживать ее без всякого напряжения. Я научился очищать свой хаос, создавать небольшой запас «нормальной» маны. Это было величайшее открытие.
Спустя неделю моего наказания это случилось. Я возвращался с кухни поздно вечером. Коридоры общежития были уже пусты. Я был измотан до предела. И они ждали меня.