«Кайл против Борга Айронхенда»
Это была не просто битва. Это была дуэль. Месть за унижение. Борг вышел в центр круга. Он тяжело ступал, и пол, казалось, дрожал под его ногами. Он посмотрел на меня, затем на свою все еще перевязанную руку. В его глазах не было ничего, кроме кипящей, животной ненависти. — Наконец-то, — прорычал он. — Никаких твоих грязных трюков, выродок. Я не дам тебе коснуться меня. Я просто раздавлю тебя, как жука.
Я вышел ему навстречу. Мое лицо было непроницаемо.«Он предсказуем. Ярость — его топливо и его главная слабость. Он будет идти напролом, полагаясь на свою непробиваемую защиту. Прямое столкновение — самоубийство. Мой "Рой Углей" лишь поцарапает его броню. Значит, нужно использовать поле боя. И его собственный гнев».
— Начали!
— SAXUM ARMA! — рев Борга потряс зал. Его тело снова покрылось толстым слоем серого камня, который на этот раз казался еще толще. Но он не бросился на меня. Он усвоил урок. Он будет держать дистанцию. — Ну что, крыса? Будешь бегать?
Он топнул ногой. — Terra Projectilis! (Земляной Снаряд!) Из пола вырвался острый осколок камня размером с мою голову и со свистом полетел в меня. Я уклонился. Камень с оглушительным грохотом врезался в стену позади, оставив в ней глубокую выбоину. За ним последовал второй. Третий.
Началась смертельная игра. Я носился по арене, уворачиваясь от летящих в меня валунов. Зал недовольно гудел. Со стороны это выглядело трусливо. Я был мышью, от которой пытался избавиться разъяренный великан. Борг хохотал, видя мое «бегство». Он думал, что изматывает меня, что вот-вот один из его снарядов достигнет цели.
Но он не видел главного. Он не видел, как моя рука, «случайно» касаясь пола во время очередного уклонения, оставляет на гладком обсидиане едва заметную, тускло-багровую руну. Мою «Печать Хаоса». Одну. Вторую. Третью, у самого края боевого круга. Четвертую, в центре. Я не просто бегал. Я расставлял свою паутину.
Прошло несколько мучительных минут. Я тяжело дышал, специально показывая усталость. Я намеренно замедлился на долю секунды, и очередной камень чиркнул меня по плечу.
Рваная боль пронзила руку. Я вскрикнул и пошатнулся. — ПОПАЛСЯ! — взревел Борг в триумфе.
Это была наживка. И он ее заглотил. Его осторожность, его план держать дистанцию — все было сметено волной ярости и предвкушением победы. Он бросился на меня в последнюю, сокрушительную атаку, чтобы добить раненого зверя. Он бежал прямо через центр арены. Прямо в сердце моей паутины.
Я ждал. Его топот сотрясал пол. Пять метров. Три. Два… — Detonare, — прошептал я. (Взорваться.)
Я активировал не все печати. Лишь одну. Ту, на которую он должен был наступить в следующий миг.
БУМ!
Взрыв был направленным, бьющим строго вверх. Он не нанес Боргу серьезного урона, но вздыбленный пол и ударная волна сделали свое дело. Гигант потерял равновесие, его сокрушительный рывок захлебнулся. Он рухнул на одно колено, дезориентированный, пытаясь понять, что произошло.
Но я не дал ему на это времени. — Vincere! (Связать!)
Из второй печати, рядом с которой он оказался, вырвались не языки пламени, а багровые, полужидкие цепи моего Хаоса. Они, как живые змеи, обвились вокруг его правой, ударной руки, пригвоздив ее к торсу. — Ч-что за?.. — прохрипел он, пытаясь разорвать их. Но «Цепь Хаоса», питаемая моей волей, лишь сжималась сильнее.
Он был в ловушке. На одном колене. Одна рука обездвижена. И тогда я показал ему свой главный аргумент.
Я спокойно поднял руку. Над моей ладонью зародились и зависли в воздухе десять маленьких, тлеющих, темно-красных угольков. Они не атаковали. Они просто висели, жужжа, как рой разъяренных шершней, и пульсируя обещанием невыносимой боли. Мой «Рой Углей».
— Что ты будешь делать, Борг? — мой голос в наступившей тишине прозвучал спокойно и смертельно. — Твоя броня крепка. Но твое лицо — нет.
Борг замер. Он посмотрел на свои скованные руки, потом на рой жужжащих углей, которые медленно начали кружить вокруг его головы, целясь в прорези его каменного шлема. Он понял. Он понял, что я не буду его убивать. Я буду сжигать его. Медленно. По кусочку. Его глаза, видимые сквозь прорези, расширились от ужаса. Ярость сменилась первобытным страхом перед мучительной болью.
Он взревел в последний раз — ревом не воина, а побежденного, униженного зверя. — СДАЮСЬ! УБЕРИ ИХ! СДАЮСЬ!
Я щелкнул пальцами. Угольки и цепи беззвучно погасли.