Настала очередь вводить в дело сведения о главной черте характера «профессора» — алчности и корыстолюбии. Дождавшись, когда бородатый отъедет на своей подводе с купленными ульями (за ним сразу пошли три человека), Частухин двинулся к дрожкам Дектора. Свою правую руку в чёрной перчатке, слегка перекосив плечо, он «безжизненно» нёс чуть в стороне и сзади себя, имитируя протез.
Приблизившись, старший лейтенант поманил «профессора» к себе пальцами левой руки. Курт Дектор, не меняя положения, выжидающе и настороженно смотрел на него.
— Товарищ, а товарищ, — первым заговорил Частухин, — купи у меня одну вещицу.
— Какую ещё вещицу? — недовольно спросил Дектор.
Выговор у него был абсолютно чистый, волжский.
— Да так, безделушка одна, — сказал Частухин и, придвинувшись к немцу почти вплотную, прошептал: — Золото. За полцены отдам.
В глазах у «профессора» что-то произошло — сдвинулась с места какая-то строгость. Но сам он сидел на дрожках всё так же настороженно.
— Почему за полцены, — спросил Дектор, — ворованная, что ли?
— С войны принёс, — доверительно сообщил старший лейтенант, — с убитого снял.
Он неловко полез левой рукой в нагрудный карман своей выцветшей, застиранной гимнастёрки, вытащил золотые часы на золотом браслете и, оглянувшись (страхующий его офицер стоял неподалёку), протянул их инструктору.
«Профессор» взял часы, взглянул на пробу. (Часы старшему лейтенанту выдали настоящие, немецкие, трофейные.)
— Хату подправить надо, — объяснил Частухин, — крыша вот-вот обвалится.
— А почему именно мне предлагаешь?
— Вы при деньгах, ульи продали.
— Этих денег не хватит. Ты сколько просишь?
Старший лейтенант назвал цену.
— Садись, — пригласил Дектор, — подъедем тут в одно место неподалёку, под горой. Знакомый у меня там живёт. Если даст взаймы, куплю твою безделушку.
«Брать его сейчас, прямо здесь? — лихорадочно соображал Частухин. — В телеге у него наверняка автомат лежит. Если сумеет поднять, много народу на рынке побьёт, невинных. Надо отъехать».
— Не обидишь меня, убогого? — спросил Леонид Евдокимович, неловко залезая на дрожки, помогая себе только одной рукой.
Курт Дектор усмехнулся.
— Не обижу, — пообещал он, — я и сам-то не меньше твоего калека убогий.
Усаживаясь поудобнее, старший лейтенант оперся несколько раз рукой о лежащий в дрожках брезент — оружия под брезентом не было. «Значит, под ним лежит», — решил Частухин.
Он оглянулся на барахолку. Офицер, его напарник, спихивал с какого-то тарантаса фасонисто одетую дородную деваху, пытался взять у неё из рук вожжи. «Только бы не нашумел раньше времени, — подумал про него Частухин, — только бы к нужной минуте успел догнать».
Они выехали с базарной площади, проехали мимо белоколонного собора, стоявшего на спуске с холма и видного, очевидно, за много километров от города, и покатили по дороге вниз, под гору.
— По чистой пришёл? — спросил Дектор, кивая на чёрную перчатку. — Где зацепило?
— Под Москвой, — оживился Частухин, — аккурат возле самого Волоколамска.
— Да, близко немец к белокаменной подошёл, — покачал головой «профессор».
Он поправил лежавшие рядом с ним костыли и засвистел «Катюшу».
«Ах ты, гнида! — выругался про себя старший лейтенант, — ещё и песни наши поёт».
— А вот мне повоевать не пришлось, — вздохнув, сказал Курт Дектор, — с довоенных времён в увечных хожу. А кровь за родину пролить тоже хочется, внести, как говорится, свою долю в общее дело.
Дрожки катили по краю высокого обрыва. Частухин незаметно оглянулся — напарника не было видно.
И в эту секунду «профессор» и ахнул ему в ухо зажатой в кулаке свинчаткой. Он бил не размахиваясь, не меняя положения, метясь в висок.
«Молодец, немец, — успел оценить удар Леонид Евдокимович, летя с дрожек на дорогу, не зря в России жил».
Упав, он больно ударился коленом о камень, но тут же вскочил на ноги.
Инструктор нахлёстывал лошадь под гору.
Частухин рванул из-под гимнастёрки пистолет, выстрелил, целясь в лошадь, один раз, второй, третий, четвёртый…