— Можно не давать лошади пиво, — пожимает плечами Бухути, — что ей одно ведро? Тем более на двоих? Ей три ведра дай, всё равно будет мало.
— Тебе приснилась какая-то странная лошадь, — закуривает Гитана. — Разве она не знает, что торговать пивом в бане начинают с восьми часов?
— Почему с восьми?! — яростно вскакивает Бухути. — Я знаю истопника, у него есть ключи от буфета, давай деньги!
Гитана лезет в карман своей необъятной юбки и достаёт десять рублей.
— Больше нету, — с отвращением к собственной бедности говорит она.
— Я дам тоже десять, — предлагает Бара, — возьми.
— Зайди к Арнольду, — советует Гитана, — он войдёт в долю.
Прихватив первое попавшее ведро (кажется, конское), дядя Бухути отправляется за пивом.
— Только лошадь свою не бери с собой! — кричит ему вдогонку Гитана. — Она нам сегодня совсем не нужна!
В палатке зверей раздаётся львиный рык. Это пробует с утра голос Зевс. Ему вторит противным голосом большой кошки пантера Лялька. Взвыли шакалы, трубит слониха Шурочка. Медведь в дальнем конце пустыря, испугавшись, пытается залезть на дерево, но верёвка мешает ему.
Цирк просыпается. Из своей палатки вылезает на пустырь семья жонглёров Серегиных. Вместо утренней зарядки они начинают перебрасываться кольцами: папа — маме, мама — дочке, дочка — брату и обратно.
Женщина-каучук Элеонора Любарская зевает, ещё раз зевает, сладко потягивается, разбрасывая в стороны руки, тянется, тянется, ещё раз зевает, откидывается назад — и в результате встаёт на «мостик».
Клоун Пинелли (О. И. Куценко — председатель местного комитета), прогулявшись до туалета, теперь стоит неподалёку от привязанного медведя и задумчиво смотрит на него, как бы пытаясь понять — почему медведь смешон и так, без всяких усилий со своей стороны выглядит смешным, а он, Пинелли, по-настоящему смешным бывает только на заседаниях местного комитета, когда призывает членов месткома не появляться на арене в нетрезвом виде.
С видом английских лордов, прибывших к папуасам, проходят через пустырь акробаты-прыгуны Довейко, три брата — два родных, один двоюродный. Это аристократы нашего цирка — из всей труппы только они трое живут в гостинице. Средний брат, Владимир Довейко, впервые исполняет на арене в Уфе рекордный трюк (двойное сальто с земли после флик-фляка и перемёта).
Братья постоянно разъезжают с фронтовыми бригадами по действующим армиям. В Уфу они прибыли на два месяца — для отработки в стационарных условиях рекордного трюка. Группа Довейко даёт этим трюком две трети всех наших сборов. Как принято говорить в цирке — Довейко кормят всю труппу. И поэтому они живут в гостинице. И поэтому они раньше всех начинают репетировать на манеже.
Как только я увидел братьев Довейко — молодых, сильных, красивых, с дерзко выпуклыми ключицами, ступающих по арене какой-то очень уверенной и гордой походкой, — мне сразу же расхотелось быть «цыганом», а захотелось стать акробатом. Взлетать птицей с трамплина под купол, раскинув в стороны руки. Или, разбежавшись из-за кулис, стремительно вырваться на арену — флик! фляк! перемёт! — и взметнуться ввысь в заднем сальто, гордо откинув голову… Или пройтись вокруг арены в боковых, арабских сальто с земли, вызывая аплодисменты… Я уже несколько раз приходил на репетиции Довейко, сидел на самой верхней скамейке, но братья на меня даже не взглянули… Они вообще с презрением относятся ко всей нашей цыганской «шараге», а вокалисток, Гражину и Снежану, разлетевшихся однажды под хмельком к ним пофлиртовать, окатили такими взглядами, сказали им такие слова, что те долго потом плакали у себя в палатке, — братья Довейко не употребляли ни грамма спиртного и на дух не выносили около себя пьяных. Только тренинг, тренинг, тренинг — небольшой отдых — и снова тренинг, тренинг, тренинг, тренинг.
Ах как мне хотелось одно время попасть в ученики к братьям Довейко! От них веяло какой-то мужской сдержанностью, серьёзностью, строгостью, твёрдостью, они были похожи на греческих героев, на древнеримских титанов, они поражали чистотой своей артистической солидарности, сосредоточенностью на общей цели, отрешённостью от всех слабостей и соблазнов жизни. Я страстно надеялся обратить внимание братьев Довейко на себя, всюду попадался им на глаза, старался мелькать, и в конце концов они решили посмотреть — на что я способен.
Но это ещё впереди, а пока…
А пока я сижу перед нашей цыганской палаткой в окружении участников аттракциона «Свадьба в таборе». Оповещённые Гитаной и Барой о том, что Бухути пошёл за пивом, все артисты нашего ансамбля уже вылезли из палатки. Даже Гражина и Снежана (с очень сильно запудренными синяками) сидят рядом друг с другом.