— Ты же будешь моим, повелитель? — прошелестела Элара, касаясь меня уже не только руками.
— Буду, — безвольно выдохнул я, тая в ее призрачных объятиях.
Сила уходила. Скоро я стану человеком, но нужен ли буду ей в виде человека?
— Дай мне своей крови, повелитель, — шепнула Элара.
Клыками я рванул... нет, не ее шею, свое запястье. Капли крови полетели в стороны, несколько попало на волосы Элары, и они полыхнули рыжим.
Плотно прижавшись ко мне, Элара потянулась губами к прокушенной руке. Я ощутил едва заметное прикосновение, от чего меня словно пронзило током.
И тут какая-то тень, серая, но намного более материальная, чем Элара, кинулась на меня, сбила с ног. Элара зашипела, почти как кошка. Развернулась к тени оскалившись. Огонь в ее глазах разгорелся ярче окрашенных кровью рыжих прядей.
А я падал, падал. Как Алиса в нору кролика. Никак не достигая земли. Лишь усиливалось ощущение полета. И таял.
Агриппина что-то кричала. Сначала я расслышал ее голос. Потом увидел уже совершенно утреннее небо над головой. Странно, ведь в лесу не может быть неба, его прячут деревья. А я лежу и смотрю в голубую высь.
— Да живой он, — басил Василий. — Видишь, оклемался почти.
— Так и знала, што один пропадет. Еще долго продержался, до утра почти.
— Отравление сходит. Эй, молодяжнек, рукой шевельни, — кот к сантиментам и угрызениям совести явно был не склонен.
— Отвяжись, а? — неубедительно отгавкнулся я.
Хотелось просто лежать. Но тут я вспомнил про телефон и рывком сел. Прокушенная рука шевелилась плохо, счастье, что левая. Черт с ней, до свадьбы доживет. Я лихорадочно огляделся. Повезло: котомка была при мне, и телефон оказался ровно там, куда я его запихивал.
— Агри, глянь, что это такое, — я включил телефон, скользнул взглядом по четырем процентам зарядки и запустил видео.
Травница побледнела, но глаз не отвела. Смотрела, как завороженная. Пока телефон не сел и не выключился окончательно.
— Это, — я махнул бесполезным уже телефоном, — Можно как-то исправить?
Агриппина, потупившись, молчала.
— А ты говорила, пропадет, — фыркнул Васька, вставая и потягиваясь.
— Агри, это можно исправить? — более настойчиво повторил я.
— Нет, — бесцветно ответила травница.
— Можно, — не согласился кот.
— Нет! — резко обернувшись к нему, рявкнула Агриппина. — Не такой ценой! Слышишь? Я не позволю!
Василий лукаво сверкнул глазами и пошел в сторону дома. Травница стояла, опустив голову так, что лица я ее не видел.
— Мне можно... домой? — спросил я, поднимаясь с земли.
— Можно, — едва заметно кивнула Агриппина.
А потом кинулась мне на шею, обхватила меня руками, чуть не уронив на землю.
— Мне так жаль, Юра. Очень-очень жаль, — шептала она, уткнувшись в мою грудь.
Глава 11
Мы расположились в саду. В избу идти пока не хотелось. Свежий воздух, сдобренный смесью лесных и луговых запахов, прочищал мозги, хоть и не снимал проблемы. Большой такой, выше деревьев. Фиг с ней! Не хочу ни о чём думать!
Только теперь я понял, почему дом травницы стоит именно в этом месте. Ароматы и с полей, и из леса в равной степени достигали подворья, и Агриппина по каким-то параметрам могла определять, что созрело, что пора собирать, успеет ли пополнить запасы... Или её компаньон. У него нюхало с кулак размером. Что хочешь учует!
Сколько бы я ни пытался отлынивать, забивать себе голову чепухой, а разговор отложить не получится.
— Ну, — сказал я, — балакайте, што там можно да нельзя, всё-таки можно, но не такой ценой... Внемлю вам с исключительным вниманием.
Василий прекратил умываться, покосился на Агриппину. Та смолчала.
— Тут, значится, дело такое, — кот совершенно по-человечески пригладил шерсть на голове. — Приволок ты в ентот мир зерно хаоса. Кем ты у себя был, раз оно тебя выбрало, не ведаю, токмо связано оно теперича с твоей тёмной стороной, будто мамка с лялькой — пуповиной. Семя тьмы — суть начало, а тот, в кого ты обращаешься, — его продолжение.
— Про тлен и безысходность уразумел. Делать-то што?
— Ништо! — буркнула травница. — Чар не ведаешь, махом окочуришься!
— А ежели у меня та баба рыжая всю кровь вылакает, оно мне здравия прибавит?!
Внезапно пришло осознание, что я общаюсь с собеседниками в их манере — архаичном просторечном стиле. Я не ёрничал, не язвил. Слова лились изо рта сами собой, складываясь в нетипичные для меня фразы.