Звонок в дверь влетает в одно ухо и вылетает из другого, попутно перемешав мозги приторными руладами песенки «У Мэри был барашек». Джесс обожала всякую ванильную херню, а Хэнк забил на сменить мелодию после ее гибели. Ладно. Сегодня он трезв как мормон* в пятом поколении, а значит, корыто с гайками не станет читать проповеди за здоровый образ жизни. И почему Камски не додумался до сварганить андроида-проповедника? Модель UP (Universal Preacher)100500 — засрет мозги на счет «три», не раздумывай — бери (батарейки в комплект не входят, пенсионерам и инвалидам Антарктической войны скидка 11%). Как бы там ни было, Хэнк, собравшись с дзеном, впускает увешанную пакетами из супермаркета жестянку и, пробубнив «Ога» на бодрое «Отличное утро, лейтенант!», падает обратно на стул. Пока Коннор шустрит домовитой хозяюшкой с тряпками и сковородками, Хэнк прищуривается на круглый попец под пидорской курточкой. Особенно завлекательно тылы «чертова ведроида» выглядят, когда он загружает посудомойку. Елдак лейтенанта стоит по стойке «смирно» и готов в атаку… только чувство неловкости мешает сдернуть отглаженную джинсу и засадить по самые яйца. Поискать что ли в Сетке «10 способов развести RK800 на подставить очко». Почему Камски не настрочил инструкцию? Ах да, он же отошел от дел, какбэ. Э-эх, правильно говорила покойная бабка: седина в бороду — бес в ебло. Или оно тогда звучало как-то иначе?..
— Вот, лейтенант, глазунья из двух яиц с припущенным на оливковом масле радиччио и зеленый Улун, полезный для работы почек.
— Карточку верни, пока мне не пришлось объявить себя банкротом, — таращась на экран смартфона, где красовался внушительной суммой счет за покупки. — Оливковое масло «Каламата»… Скока? Скока?! Пиздец…
— Карточка лежит в вашей спальне на тумбочке. Она мне не нужна. Послушайте, Хэнк, — восторженно, словно постиг величайшую тайну мироздания. — Я обнаружил, что моя кибер-кожа способна имитировать ваши папиллярные линии! Теперь мне достаточно приложить руку и платежный терминал опознает меня как Хэнка Андерсона!
На короткое мгновение матерый лейтенант полиции утрачивает не только дар речи, но и дар мата, однако скилл быстро восстанавливается:
— Ну заебца, леди и джентльмены. Когда отпечатки снял, напарничек? — от изумления лист цикория выпрыгивает изо рта и застревает в бороде обрывком бордовой тряпочки.
— Мы с пятнадцатого ноября при встрече здороваемся за руки, как положено… друзьям.
Вот опять «всратое корыто» голубеет скулами, ушами и даже кончиком носа. Учитывая «дивные грезы» Хэнка о заднице ведроида, выглядит это крайне символично.
— Лейтенант, сегодня солнечно, без осадков, температура воздуха днем от -7° до -5° по шкале Цельсия или — от -19,4° до -23° по шкале Фаренгейта. Предлагаю совершить небольшую прогулку вместе с Сумо…
— Завали хлебало и возьми поводок и совок для говна в кладовке…
— Я знаю… Хэнк.
Темные водовороты под тенью ресниц утягивают в опасную неизвестность. Синие искорки прожигают насквозь старое сердце, рука дрожит, дорогущий чай льется на стол. «Да что ж ты со мной делаешь, ведро с болтами?!»: мысли и взгляд следуют за обтянутой джинсой задницей, словно примагнитило.
Утро играет солнечными бликами на окнах, растекается мерцанием теней в уголках дворов, звучит шорохом шин по расчищенному от снега асфальту и звонкими голосами школоты, запрыгивающей в желтый автобус. Сегодня оно пахнет не расплавленным пластиком, но свежей выпечкой, корицей и немножко псиной. Надо бы вымыть Сумо… На площадке для собак пусто, что заставляет Хэнка выдохнуть с облегчением: уж очень не хочется портить утро лицезрением рож добрых соседей и слушать визгливый лай йоршиков,** той-пуделей и прочих китайских мопсов. Мелкая фигня позорит гордое имя друга человека. И никто не убедит старого «собачника» в обратном. Так-то!
Пряча улыбку в бороде, Хэнк наблюдает, как излучающее энтузиазм корыто с гайками пытается уговорить Сумо пробежать по бревну или забраться по лестнице. Поначалу куча шерсти усердно пыхтит, трясет вислыми ушами и честно старается в аджилити,*** но потом приходит к выводу, что опрокинуть «странного человека» в сугроб гораздо веселее. А обслюнявить физиономию — вообще праздник. Барахтаясь под тяжеленной тушей, Коннор смеется, тщетно пытаясь увернуться от широченного розового языка.
— Слезь с меня, Сумо.
Пес послушно спрыгивает и отряхивается, осыпая Хэнка ледяной радугой.
— Нагулялись, детишки? Пора домой, а то дедуля яйца отморозил.
— Это проблема, — вскочив на ноги, ведроид таращится озабоченными глазищами. — Переохлаждение мошонки может привести к простатиту, а также спровоцировать обострение скрытых инфекционных заболеваний. Не следует пренебрегать термо-бельем. В холодное время года его необходимо надевать под брюки или джинсы…
— Хоспаде, Коннор, и как я без тебя раньше жил. Давай, пошли.
— Но, лейтенант, на фоне возрастного ослабления иммунной защиты, сбоев в работе эндокринной системы или неразборчивых половых связей в организм часто проникают возбудители инфекции и, в следствие переохлаждения мошонки, могут активизироваться стафилококки, микоплазмы, протей, вирус герпеса, гонококки, хламидии, бледная трипонема.
— Слышь, ты, RK800, никогда не говорили, что умных никто не любит? Нету у меня ни триппера, ни гонореи, ни герпеса, ни других научных словей. В Полицейском управлении на полный медосмотр гоняют строем раз в три месяца. Не знал? То-то, — ехидно подмигнув, в озадаченную физию «проклятущей жестянки», Хэнк берет Сумо на поводок. — Взялся учить старших, а самому несколько месяцев отроду.
— Вы… вы, так шутите? Ваши слова не кажутся обидными.
В карих омутах черти водятся. Озорные, дерзкие, искушающие. Синие искорки кружат на радужке, зовут… Приобняв Коннора за плечи, Хэнк будто случайно тычется губами в висок и ощущает, как диод вспыхивает теплом. «Что мне делать, подскажи, корыто с болтиками?!». Но вместо этого вырывается другой вопрос:
— Ты где живешь-то?
— В корпоративном комплексе Киберлайф. Спать мне не нужно, конечно же, но необходимо менять одежду и находиться где-то, когда нет никаких заданий.
— И как выглядит это самое жилище? — Сердце сжимается, потому что Хэнку «квартира» для андроида представляется эдаким гробом с удобствами. — Там хотя бы окна есть?
— Нет. Машинам не нужен дневной свет, — в голосе «чертовой жестянки» проскальзывает тенью обреченность. — Там только шкаф с одеждой, набор запчастей и упаковка тириума. У людей это называется «аптечка».
— А перебирайся-ка ты ко мне, напарник. Все равно две спальни пустуют, — рука Хэнка скользит вверх по плечу и он, положив на редких прохожих, запускает пальцы в тщательно уложенную каштановую шевелюру. — Будешь кормить нас с барбосом здоровым питанием. Ok?
— Спасибо, — отвечает так, будто ждал, предугадал, прочел мысли.
Хэнку уже срать с макушки канадской сосны на соседей, на проезжающие мимо такси, на Фаулера, Камски, Киберлайф. Даже если лейтенант встретил бы сейчас Рида, то ласково послал бы на хуй, а не стал бы перебрасываться колкостями. Солнце слепит глаза, заставляя щуриться и отворачиваться от ярких лучей. Надо воспользоваться! Прижавшись щекой к виску, дышать одуряющей смесью мандарина, лаванды, горькой полыни, исходящей от мягких каштановых волос. Никак «корыто с болтиками» обзавелось парфюмом? Если да, то ведроид угадал. Мандарины Хэнк любил со времен уличного детства, лавандой пахли бабушкины руки, а полынь… Сорная трава росла по всему Детройту. Через выбитые окна заброшенных небоскребов шальной ветер заносил семена в поросшие мхом трещины бетона, разбрасывал по лужайкам в облезлом пригороде среди обломков детских качелей и порванной рабицы. Полынь разрасталась повсюду лохматыми кустами цвета мертвой бирюзы. И даже когда ветер дул с озера Сен-Клэр, то приносил привкус терпкой горечи, которая надолго оседала на языке, напоминая о вечности. Мир летит в бездну на реактивной тяге ненависти к девиантам, но солнце протягивает тонкие лучики надежды, согревая лицо. Какую пургу там мел гений столетия о лазейках в проге?.. Может, и правда, у разумной плесени на крошечной планетке есть шанс не убить себя до смерти?