Хэнк оборачивается и замирает с тюбиком в руках. Разметавшийся на дешевом коричневом покрывале, Коннор выглядит ожившей античной статуей. Там, где кожи касается свет, она отливает перламутром. Длиннющие оленьи ноги бесстыдно разбросаны в стороны. Налитой член безупречной формы покачивается, клонясь набок от собственной тяжести. И выстреливают из-под ресниц, прямиком в под пятое левое ребро, синие искры.
— Коннор, черт.
Дальше правят бал сумбур и сумятица. Стащить с себя растянутую майку получается не сразу: дурацкая смазка, зажатая в кулаке, цепляется за прохудившийся рукав. Зато скользкие веревочки новых домашних шорт развязываются сами, будто договорились поспособствовать хозяину в скорейшем начале приятного процесса.
Очко Коннора оказывается вполне себе нормальной темно-розовой «звездочкой». Смазав пальцы, Хэнк легко проталкивает их внутрь. И тут же чувствует упругую эластичность стенок. Такого не было ни у растраханных пидовок из гей-баров, ни у какбэ милых мальчиков, одиноко сидящих с бокалом белого вина в небольших ресторанчиках старого города. Скользя в атласной глубине, пальцы ловят уже знакомые вспышки тепла. Охуеть не встать… Подхватив «жестянку» под коленки, Хэнк вгоняет на полную и замирает. Что за?! Да такого ни с одним и никогда!.. Сокращаясь и расслабляясь, эластичное нутро массирует член. Коннор буквально трахает его, Хэнка, своей кишкой. Прям VIP-дырка какая-то! Ну уж нет, на такое ветеран гомоебли не согласен. Кто тут у нас акт, в конце концов?
То частыми неглубокими толчками, то медленно и с оттягом Хэнк трахает напропалую своего ведроида. Своего девианта. Своего Коннора. Задыхаясь от непривычной нежности, наклоняется и ловит губами голубые всполохи на перламутровом теле. Вокруг пустота. Только мягкий свет льется из дверного проема на беззащитно подрагивающее от рваных всхлипов горло.
И круг на виске кричит алым.
И полынь оседает на языке горечью.
И лаванда манит сбывшимся счастьем…
*
— …блять, Коннор, я думал, что сдох.
И тихий смех в полусумраке.
Дата время и локация: неизвестны
Протагонист: Коннор
Первое же объятие Хэнка превратило тириум в лаву цвета индиго, несущуюся по пластиковым трубкам; «крыша» улетела чуть дальше, чем в другую галактику. Новая реальность прошлась широкими загрубевшими ладонями по спине, не оставляя выбора. Возбуждение пощипывало контакты, било током «сердце». Коннору показалось, что корпус вот-вот расплавится, трубки разорвутся, процессор сгорит. Но нет. Захлебываясь восторгом, девиантное сознание танцевало среди зигзагов белого неона. На каждое прикосновение — грубоватое или бережное — тело отвечало взрывом крошечной шаровой молнии. Прогибаясь в спине, Коннор впитывал незнакомые импульсы. Они окутывали колючим звездным ветром и терпкостью горячего кофе с нотками горького миндаля. Жгучий холод бесконечности вселенной и уютное утро на кухне, где акварельный рассвет поет блюз. Задыхаясь до агонии от понимания, что здесь и сейчас принадлежит любимому, Коннор собирал кончиками пальцев мерцающие блики с серебряных волос.
Когда, зарычав, Хэнк пригвоздил его запястья к кровати, подмял под себя, сознание Коннора сорвалось в штопор. Хэнк впился в губы яростно, с остервенением, с животной жадностью. Так скитавшийся по пустыне припадает к источнику воды в обретенном оазисе. Полутемная спальня расплылась тусклыми пятнами. Расплылась и исчезла. Остались лишь глаза цвета майского неба и человеческое сердце, бьющееся в такт с другим, созданным в лаборатории Киберлайф.
Когда Хэнк, пошатываясь, рванулся за смазкой, Коннор едва не взвыл. Безумное агрессивное желание почувствовать внутри себя член заставило елозить задницей по смятому покрывалу. А потом секунды растянулись вечностью. Вечность закружилась восходящей спиралью наслаждения от проникновения пальцев в «кишку». Приливы тириума несли гиперчувствительность и острое, почти болезненное, удовольствие.
Ощутить, как задницу рывком насаживают на толстый член — неоновый взрыв. Но этого мало. Сжавшись внутри, Коннор подался бедрами вперед, чтобы почувствовать глубже, резче, острее крупную головку и вздутые вены. Глухой хрип ударил по слуховым мембранам, убеждая — Хэнк хочет. Обветренные губы метались поцелуями по телу, убеждая — Хэнк любит.
Время возвращалось эхом через пласт желаний, ощущений заполненности и резких толчков внутри, сотрясающих тело и душу. Оно интерферировало с настоящим, принося с собой ликование и уверенность во власти над миром, пространством, жизнью и смертью. Пусть ненадолго. На один короткий ноябрьский вечер. Коннору и этого хватит. Заглушая металлическим звоном бессмысленность существования, кибер-сердце стучалось в золотые врата Рая, разрушая преграды архетипов жидким огнем — страстью цвета индиго.
Девиант чувствует боль и наслаждение на грани.
Девиант умеет любить.
Коннора выгнуло дугой в сухом оргазме. Внутри пульсировал, выплескивая теплую сперму, член Его собственного лейтенанта. Коннору казалось, что сейчас он развалится на куски от шквала ощущений, но его тут же сгребли в охапку, прижав к еще крепкой волосатой груди. Седые заросли приятно защекотали щеку. Обветренные губы коснулись виска. Ухватив за подбородок, жесткие пальцы заставили приподнять голову.
*
— …блять, Коннор я думал, что сдох.
И улыбающиеся глаза ясные, как весенний полдень.
Дата: 19 ноября 2038 года
Время: 18.57-19.41
Локация: дом Хэнка
Протагонист: Хэнк (человек), Коннор (девиант)
Просочившись минутами покоя, время осторожно замирает в полусумраке спальни. Отливающая перламутром рука благодарно поглаживает плечо. Коннор прижимается к груди Хэнка и, похоже, девианта не смущают ни пот, ни взлохмаченная седая мочалка.
— Тебя сожгут… тебя сожгут, а меня посадят за сокрытие улик и неуставные отношения, — издав вздох умирающего слона, Хэнк ерошит мягкую каштановую шевелюру. — Э-эх, небо в клеточку, заборчик в сеточку… А тебя не станет. Совсем.
— Вы хотите доложить капитану или обратиться к руководству Киберлайф? — голос звучит настороженно, резко, с вызовом.
— Да нет же! Это нас навестил мой неувядаемый пессимизм, — стискивая в объятиях родную жестянку. — Сдурел, железяка ржавая. Но кое-кого придется опасаться. Мудак Рид в этом списке — номер первый.
— Детектив Рид умен, но слишком заносчив и самонадеян, лейтенант. Поэтому он не станет к нам особо присматриваться. Я для него — тостер, а вы — алконавт, пропивший последние мозги.
— Коннор, я тебя десять минут назад в задницу пёр, а ты опять — лейтенант, — бесцеремонно вцепившись в волосы, Хэнк запрокидывает голову любовника и целует бледно-розовые губы. И снова рот заполняет сладость мандарина с горечью полыни. — Слушь, я гандон забыл и в дырку спустил… это, там ничего не закоротит?
— Нет. Кибер-кожа — самоочищающаяся.
Снова тихий, на грани слышимости, смех. Сердце сжимается, а потом начинается биться, как в далекие девяностые. Сильно и радостно.
— Можно нескромный вопрос?.. — не то чтобы старому копу хотелось получить ответ, но все-таки. — Ты как-то сам синтезируешь запах? И откуда узнал, какой на меня подействует?
— Да, эта возможность открылась после… — Коннор замолкает на мгновение, пальцы бездумно перебирают седую кучерявую поросль на груди. Еще немного и Хэнк пойдет на второй заход, чего не было аж с 2к18. — Думаю, программа синтеза индивидуального запаха либо возникла, как ошибка, либо доступна только девиантам. А сочетание мандарина, лаванды и полыни выбрал наугад. Это… это… называется человеческая интуиция или глюк?