— Мод переехала сюда, — сообщает он. — Работает стоматологом на Лонггатан.
Киваю. Что ж. Скоро десять лет, как она там работает.
— А Магнус вроде как художник. Они живут за городом, в Хестеруме.
— Это я знаю.
— Хотя сегодня-то они в городе, — продолжает Стенли Эстберг. — Только что мимо меня прошли.
Пытаюсь сохранять невозмутимость.
— А куда они пошли?
— На рынок, — говорит Стенли Эстберг. — Я так думаю. Суббота ведь.
Ага. Теперь я знаю, куда я не пойду.
Семь лет я не была в настоящем супермаркете, и поначалу даже дыхание перехватывает, я забываю, что надо быть обычной и незаметной, просто застываю с тележкой и не могу отвести глаз от фруктового изобилия. Яблоки. Апельсины. Дыни. Красно-зеленые манго. Клубника в маленьких лоточках. Малина в лоточках еще меньше. Киви. Виноград. И прежде всего: маленькая желтая матка с исходящей соком внутренней мякотью. Спелая папайя. Потрясающая спелая папайя.
И все это я хочу. Все это будет мое.
Хватаю несколько пакетов сразу, наполняю один за другим и складываю в тележку, когда вдруг спохватываюсь, что надо быть поосмотрительней. Моя наличность скоро иссякнет. Никак нельзя потратить больше четырехсот крон, у меня в кошельке единственная пятисотка, и хотя бы сотню нужно оставить на всякий случай — до понедельника, когда банки откроются.
Я смотрю на фрукты в тележке, я понятия не имею, сколько они стоят. Может, они сильно подорожали за последние годы? Нагибаюсь и разглядываю ценники на фруктовом стеллаже, чувствуя, как капельки пота выступают из пор на носу. Денег ведь должно хватить не только на фрукты, а если мне придется что-то из покупок оставить на кассе, это неизбежно привлечет внимание. Я же знаю Несшё. Кто-то окажется в очереди позади меня, станет свидетелем всего действа и внезапно вспомнит, кто я и что я сделала, а потом и часа не пройдет, как этот кто-то все расскажет многим другим, и тогда конец — весь Несшё узнает, что МэриМари Сундин вернулась. Та, что жила когда-то возле спорткомплекса и о которой потом столько писали в газетах. Убийца.
Зачем я сюда поехала? Можно ведь было отправиться в Иончёпинг, там никто не знает, ни кто я, ни кем была.
Я как раз поднимала пакет с апельсинами, прикидывая, сколько они весят и сколько могут стоить, когда кто-то опять произнес мое имя. Я узнаю голос, узнаю, кто это, раньше, чем поворачиваюсь. Святоша. В мозгу проносится решение. В будущем покупаю продукты только в Йончёпинге. Всегда.
Он и сегодня в черной водолазке, но вид у него не такой благостный, как вчера, скорее усталый и какой-то потертый. В одной руке пластмассовая корзина, в другой зеленый пакет из «Сюстембулагета».[56] Пьет, что ли? Он с интересом смотрит в мою тележку, но от комментариев воздерживается и только спрашивает:
— Ну как, нормально добралась?
Я вежливо улыбаюсь.
— Как видишь.
Он впился в меня взглядом и не отпускает.
— Мы закончили тот разговор?
Я чуть расправляю плечи, изготовившись к обороне.
— Да, мне так кажется.
— А мне так не кажется, — говорит Святоша. — Совсем не кажется.
возможное одиночество
Пер постукивает ложечкой по скорлупке вареного яйца. Тут же на столе развернутая газета, но он туда не смотрит. Сегодня суббота, у Минны выходной, она не сидит с ним рядом, не тычет белым пальчиком в заголовки, тихим голоском предлагая возможный шведский перевод.
Без нее плохо.
Свет струится сквозь большие окна столовой. Во Владисте сегодня солнечно.
Анна сидит по другую сторону блестящего стола, теребя прядку волос. Мечтает. Вспоминает. Думает про давний вечер накануне Мидсоммара и чувствует руку Сверкера на своем бедре, упивается ощущением ее тяжести и тепла и, вдруг подобравшись, хватает чашку с кофе. Что-то она сегодня должна была сделать?
Ничего. Как это ни печально. Вообще ничего.
Мод держит в руке кочан цветной капусты, любуется.