— А значит, все миссии от нас к вам и от нас в Песок станут наши, — мгновенно понял старик.
— Именно! А ваш конкурент, наоборот, захиреет.
— Приглашение — это все, что вам нужно?
— Бумажка ничего не значит, если не будет тех, кто докажет её подлинность и вместе с нами зачистит детокрадов. Мне нужна команда. Сильная, хорошо узнаваемая и однозначно ассоциируемая с вами. Присутствующие, я полагаю, именно такими шиноби и являются?
— А вы сможете реализовать свои обещания? — Вобл смерил меня высокомерным взглядом.
— Я глава крупнейшей и самой влиятельной партии в Совете Кланов, ученик Шимуры Данзо и глава клана Умино. Если я не смогу, то никто другой точно не сможет.
— Даже Пятая? — попыталась подловить меня дамочка в активном поиске.
— Пятой далеко до Третьего в плане влияния и возможности принимать решения самостоятельно, — туманно ответил я. — Но если вам будет легче, то можете считать, что никто, кроме меня и Хокаге.
— А ваш учитель, Шимура Данзо? — попыталась надавить на меня Куджаку.
— Он — точно нет, — решительно и без тени сомнений ответил я куноичи. — Слишком многие будут вставлять ему палки в колеса просто из принципа.
— И что такой человек, как вы, делает простым следователем в захолустном пограничье? — с насмешкой спросила Куджаку.
— Как обычно — исправляю последствия чужих ошибок. Убираю мусор. Предотвращаю войны.
Недоумённое молчание было мне ответом.
— А ещё ищу родственников — Умино и Узумаки, и пытаюсь возродить эти кланы. Вы случаем, никого не знаете?
— Увы, ничем не поможем помочь, — сказал глава Деревни. — Фуиндзютсу играет важную роль в нашем мастерстве, и много лет назад в мой род вошла женщина из Узушио. Это была моя бабушка. Более, увы, никаких связей у нас не было, тем более, в последние десятилетия.
— Понятно. Жаль. Ну если что, то дайте знать, я в долгу не останусь.
— И все равно, мне это не нравится, — процедил Хоки, зыркнув на меня, как на врага народа, да ещё и надбровные дуги насупил.
Что за мода вообще — брови себе в ноль сбривать?! Хоть бы рисовали на их месте что-нибудь, как бабы делают! Или это зараза какая-то? Надо будет забежать вперёд и полистать тему про кожные болячки. Так, на всякий случай!
— Будь жив Сеймей-сама, никто бы не посмел нам угрожать! — тем временем вещал Хоки, задрав подбородок.
Ну да, ну да… А был бы жив Тобирама, то ваш Сёма кровавыми соплями бы умылся и учесал, поскуливая.
— Сеймей? Предание старины глубокой? — поинтересовался я, ожидая что попугайчики ответят. И они не разочаровали!
Пацан в ответ на это хитро и самодовольно ухмыльнулся, так, как будто знал что-то, недоступное другим:
— И снова скоро не посмеют. Зря вы недооцениваете гений Сеймей-самы.
Я ласково улыбнулся ему, словно ученику, который правильно ответил на мой вопрос:
— Спасибо вам за что, напомнили мне о вашей маленькой затее, Рьюуган-сан.
Все насторожились, а с пацана стекла улыбка словно воск со свечи.
— Давайте просто предположим, что ваш великий мастер не ошибся, когда оставил некие артефакты, — тут мой взгляд скользнул по их оружию и остановился на броне Викинга. — С помощью которых можно вернуть его к жизни, потратив на это море чакры и пожертвовав вашими жизнями.
Все присутствующие напряглись. Взгляды филлерных шиноби сошлись на их лидере Хоки.
Ну да, неприятненько. Ты учился, тренировался, пахал, как Папа Карло, и тут вдруг узнал, что это всё ради того, чтобы тебя закололи, как барашка на шашлык.
— Ты не можешь утверждать про необходимость пожертвовать жизнями, — с вызовом посмотрел на меня Сушёный. Но глазки-то у него забегали, выдавая его с головой! Я бы ему сейчас не поверил, даже если бы моя эмпатия не подтверждала очевидный факт того, что он врёт.
— Могу, — не переставал я улыбаться. — Ни один из известных мне способов воскрешения не работает без человеческого жертвоприношения. И чем их больше, тем, как правило, лучше. Способ, придуманный основателем вашей деревни, не исключение. Вижу, вы не предупредили своих друзей о том, что уготовили им роль жертв?
— Это неправда! — выкрик получился настолько неубедительным, что мгновенно возникшее у его товарищей желание набить рожу Хоки можно было прочесть без всякой эмпатии.