Среди не очень многочисленных, но важных для понимания идейнотворческого облика Кони работ значительное место занимают его статьи о высших государственных деятелях России: Шувалове и Витте, предпоследнем и последнем русских самодержцах, о Петре Великом и Лорис-Меликове...
Анатолий Федорович, достигший на иерархической лестнице высших званий и наград исключительно благодаря своим природным дарованиям, в "сферах" (от царей до сиятельных чиновников) не пользовался благоволением, его лишь терпели, потому что таких умов в распоряжении самодержавного режима оказывалось очень и очень мало. Правая печать ("Русский вестник" и "Гражданин" Каткова и Мещерского, суворинские "Московские ведомости", ряд откровенно реакционных и погромных органов) не упускали ни одной, хоть малой, возможности обрушиться, разбранить, кольнуть, укусить независимого, профессионально и нравственно неуязвимого, но душевно легко ранимого служителя права. "Жрец нигилистической демократии", "красный Кони", обвинения в скрытой или даже явной оппозиции правительству, недоверие либо недоброжелательство государей - и при всем том нежелание расстаться с этим замечательным человеком. Нужен, очень нужен был склоняющемуся к закату самовластительному правлению этот блестящий ум, энциклопедическая образованность, всеми признанная неподкупность, талантливое перо... Даже такой недалекий тяжелодумный правитель, как Александр III, и даже вовсе ограниченный Николай II понимали: в сонме посредственностей, лизоблюдов, лакеев, "холуев последнего сорта" (выражение Кони) должна быть эталонная личность, пусть оппозиционная, нежелательная, но от которой в кризисных ситуациях можно ожидать нелицеприятное мнение, бескорыстное исполнение сложнейшего поручения, чистейшую правду (вспомним хотя бы дело Засулич, порученное все-таки Кони; не забудем, что расследование причин катастрофы с царским поездом в Борках с ведома царя поручено было тому же Кони; а сколько предложений принять пост министра юстиции получил Анатолий Федорович от далеко не бесталанного истового монархиста Столыпина, которому крепко хотелось этой светлой личностью как-то загородиться от ненависти прогрессивно мыслящей России)
Да и сам Кони невысоко ставил многих из тех, кто на протяжении полувека вел российский государственный корабль на скалы, не желая того, готовил преступно бездарным и жестоким правлением грядущую народную революцию. Каких уничтожающе точных характеристик от Кони - подлинно государственного деятеля и мыслителя - дождались коронованные или титулованные ничтожества, с которыми общался внимательный летописец своей эпохи, непримиримый враг ее злых гениев и друг - не за страх, а за совесть - добросовестных служителей.
Особое место в творческом наследии Кони по праву занимают его статьи и воспоминания о литераторах: от Пушкина и Лермонтова до Толстого и Короленко... Автор "Ледяного дома" Иван Лажечников и великий Иван Тургенев. Федор Кони, отец - журнальный деятель и драматург и Дмитрий Григорович, кого Кони считал в известном смысле предшественником Тургенева в развенчании рабства в России. "Если Тургенев умел возбудить в мало-мальски отзывчивом коллективном читателе чувства жалости и стыда, то Григорович возбудил чувства печали и гнева"
своими повестями, "рисующими крепостной быт" [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т. 6. - С. 128]. Более того, Кони справедливо отмечает, что "Григорович как бы разделил с Тургеневым задачу Обрисовки наступившего разлада между отцами и детьми, избрав только другую область наблюдений" - например "между пахарем-отцом и городским-фабричным сыном" [Там же. - С. 129] в рассказе "Рыбаки". В заслугу писателю Анатолий Федорович ставит и поддержку молодого Чехова.
С необыкновенной любовью воссоздает Кони художественный и нравственный портрет писателя и актера Ивана Горбунова. В очерке о нем проявился с недюжинной силой демократизм самого автора, который не устает подчеркивать: герои рассказов, очерков, сценок Горбунова труженики-крестьяне, мастеровые, негильдейные купцы, низшее духовенство, мелкое чиновничество. "Русского человека, - справедливо считает Кони, - им описываемого и выводимого, Горбунов глубоко понимал и любил горячо, без фраз и подчеркиваний, любил, потому что жалел". И автору близок демократизм Горбунова: его любовь к народу, к труженической городской и сельской интеллигенции сродни горбуновской - любить народ "не идеализируя его и не замалчивая его недостатков" [Там же. - С. 138. Интересно и важно для характеристики Копи, товарища и друга писателя, отметить: стараниями его было подготовлено и увидело свет лучшее из изданий Горбунова - его трижды выходивший в начале 900-х годов трехтомник, сопровожденный в виде вступительной статьи данным очерком.].
Необыкновенно ярко написан портрет Тургенева. Читатель сможет оценить ту высокую степень любви и преклонения, которую вложил автор в описание внешности Ивана Сергеевича (нельзя не отметить: Кони был мастером словесного портрета) и в рассказ о драме любви писателя к выдающейся актрисе. Верный своему принципу повествовать о характерном, типичном для большого человека (это относится и к очеркам о Достоевском, Некрасове, Толстом, Гончарове), Анатолий Федорович решительно отбрасывает "неглавные черты". С какой воистину русской интеллигентской деликатностью живописует он встречу с Иваном Сергеевичем в его парижской получужой обители. Боль за того, кто, по словам Некрасова, "любящей рукой не охранен, не обеспечен", у рассказчика не переходит в гнев, он находит акварельные тона в раскраске гаммы возвышенных чувств, владеющих Тургеневым, когда на лестнице их настигает голос поющей почти 60-летней Полины Виардо. "...Сказал мне, показывая глазами на дверь: "Какой голос! До сих пор!" Я не могу забыть ни выражения его лица, ни звук его голоса в эту минуту: такой восторг и умиление, такая нежность и глубина чувства выражались в них..." [Кони А. Ф. Собр. соч.- Т. 6.- С. 309] В воспоминаниях о Некрасове читателю близка ненависть самого автора и его героя к судейской породе "скотов старых приказных времен" [А. Ф. Кони приводит строки из письма к нему Некрасова. Собр.