-А что случилось с твоими родителями? – Спросила, и тут же смутилась своего интереса.
Алим приподнял ее лицо за подбородок, чтобы видеть глаза.
-Они разбились в автокатастрофе, когда я был маленьким.
-Прости. Мне очень жаль. – у Геры сердце разрывалось, стоило только представить маленького черноглазого мальчика, осиротевшего в один миг. Таким он казался потерянным и одиноким.
- Не извиняйся. Я их практически не помню. Только мамин запах. Ты пахнешь точно также. – Он демонстративно провел носом у нее за ушком.
-Тем более, у меня была бабушка. А твои родители…они живы?
Абаев сразу же понял, что спросил что-то не то. Трудно было не понять по окаменевшему в его руках телу. Пока он судорожно соображал, как исправить свою оплошность, Гера успела избавиться от его рук и сделать шаг в сторону. Один шаг, а между ними будто стена невидимая. И как ее разрушить – не представлял.
Его девочка наспех со всеми попрощалась, отказавшись от десятой по счету кружке чая, и быстрым шагом направилась в сторону дома.
Он не знал, что следует делать в подобной ситуации: бежать за ней или даль время побыть одной и успокоиться. Встретившись взглядом с бабушкой, дилемма была разрешена. Через минуту он уже стучал в ее дверь.
Ответа не последовало. Алиму очень не понравилось такое начало. Плохое предчувствие тревожным комком застряло в горле, не давая нормально дышать. Он вошел, благо ей не пришло в голову запереться.
Георгия сидела на полу, до боли выпрямив спину. Странно, но слез не было. Только боль в глазах. Такой силы, что его аж прострелило. Алим медленно приближался, подбирая нужные слова.
-Маленькая моя, хорошая…что случилось?
Она не реагировала, смотря в одну точку сквозь него.
-Геошенька, счастье мое, ты только скажи. Я всё решу, слышишь, только не молчи.
Абаев присел возле нее на колени.
-Ты мне душу в клочья рвешь своим молчанием. Хорошая моя, любимая.
Последнее слово заставило ее встрепенуться. Она уставилась на него, глупо моргая.
-Только не говори, что ты еще не догадалась. Я тебя люблю. Никого и никогда так не любил. Только тебя, слышишь, тебя одну. Единственная моя.
Он уже почти пересадил ее к себе на колени, когда Гера пришла в себя. Попав ему локтем в глаз, вскочила на ноги, лихорадочно обводя его всего взглядом. Так смотрела, будто у него внезапно третий глаз появился. Или рог на лбу вырос.
-Ты что, сдурел? Совсем из ума выжил? Ты не должен меня любить! Не можешь, не надо… - всё тише и тише.
Алим разозлился. Он ей в любви признается. Впервые в жизни, между прочим! А она от него отрекается. От любви его отмахивается, как от мухи назойливой.
-Позволь мне самому решать, кого любить! Не на того напала, девочка! Я не убегу от тебя после первой истерики. И не откажусь. Мне не важно, что там было до меня, но теперь тебе придется смириться с мыслью, что я есть в твоей жизни. Это – константа, запомни.
Он встал с пола и принялся наступать на нее. На сей раз жалобное выражение ее глаз его не остановило.
-Ты не понимаешь! Я не достойна тебя. Мне нельзя быть счастливой!!
Он зарычал от подобной глупости и, скомандовав «Пойдем!», потащил ее за дверь.
Ехали они в молчании. Мужчина выглядел настолько разозленным, что она не решалась с ним заговорить. Маршрут также оставался загадкой. Гера даже дышать старалась тише. Что-то подсказывало ей, что взрыв с его стороны неминуем.
Они приехали …в поле - другого определения у нее не нашлось. Вдалеке виднелись очертания гор, практически полностью укрытых ночной мглой. Разъяренный Абаев резко распахнул дверь с ее стороны. Следующее действие вообще было начисто лишено логики. Крепко обхватив ее за голень, мужчина стянул с обеих ног тонкие балетки. Прохладный воздух тут же похолодил стопы.
-Вылезай!
Ей даже в голову не пришло ослышаться приказа. Точно не когда он в таком состоянии. Он тянул ее за собой вглубь поля, не позволяя остановиться ни на секунду. Встречающиеся камешки впивались в ноги, но она не ощущала боли. Минут через пять, когда машина Абаева окончательно скрылась из вида, он остановился. Развернув ее лицом к себе, скомандовал: