-Кричи!
-Что делать? – Непонятно, чего она ждала, но точно не этого.
-Кричи, Гера, кричи! Набери полные легкие воздуха и кричи что есть мочи.
-Я…я не умею.
-Умеешь! Не хочешь плакать – будем кричать. Вместе.
Взяв ее за плечи, развернул спиной к спине. Положил руки ей на живот и закричал. Громко, пронзительно, на одной ноте. Звуковая волна быстро проносилась по открытому пространству и, ударившись о горный массив, возвращалась обратно. Гера с головы до ног покрылась мурашками.
Абаев чуть сжал руки, принуждая ее присоединиться. Черт ее дернул послушаться.
Оказывается, это круто. Скопившееся напряжение нашло выход и не преминуло этим воспользоваться. Уши закладывало, а голова пустела. Она кричала долго, пока не выдохлась и не начала оседать. Повисла в его руках безвольной тряпичной куклой.
Алим вовремя подхватил ее. Прижав к своей груди, понес в машину. Рубашка за секунду промокла от катившихся градом слез. Она начала подвывать. Когда они уже почти дошли, рыдания превратились в икание.
Абаев как-то умудрился одной рукой разложить переднее пассажирское сидение, чтобы удобно устроиться на нем вдвоем. Несмотря на теплую погоду, включил печку, чувствуя, что Геру знобит. Он не настаивал на рассказе, но внезапно она заговорила сама.
-Мы жили с мамой вдвоем. Жили небедно, хотя мама получала не так уж и много. Но я никогда не спрашивала, где она берет деньги. –Девушка говорила тихо, стараясь не причинять лишнюю боль сорванному голосу.
- Когда я училась в седьмом классе, мама сошлась с мужчиной. Дядя Герман. Они познакомились на работе. Мама преподавала русский язык и литературу, а он - труды и физру. Примерно год мы жили хорошо, несмотря на то, что денег стало меньше. Ты не подумай, он хорошо ко мне относился. Строгий был, но справедливый. А потом его уволили из школы из-за какого-то скандала. Он запил. Однажды они с мамой поругались, и ... он ее ударил. По лицу. – Алим замер, чувствуя, что это только начало.
-Он потом, конечно, просил прощения, на коленях стоял. Мама простила. Какое-то время всё было нормально, а потом…повторилось. Прощения он больше не просил. Мама ходила вся в синяках, а когда я пыталась вступиться, -Гера сглотнула, - доставалось и мне.
Руки, обнимавшие Геру, сжались в кулаки. Она почувствовала. На душе почему-то стало легче.
-Почему твоя мама не ушла от него?
-Она его любила. Очень. Искренне верила, что он изменится. – Послышался усталый вздох. -Потом мама забеременела. Дядя Герман вроде взялся за голову, пить стал меньше, маме апельсины покупал. –Девушка горько хмыкнула.
Алим ловил каждое ее хриплое слово, чувствуя в себе готовность убить. За ее испорченную жизнь, за каждую слезинку, за каждый синяк. За то, что заставило ее шарахаться от мужчин как от огня. Тем временем, она продолжала:
-Как-то раз мама задержалась на работе до вечера. Он озверел. Бил до тех пор, пока она не потеряла сознание. Я бросилась к ней. Она лежала в луже крови. – Геру трясло.
-Скорая приехала быстро, но ребенка не спасли. Я умоляла ее написать на него заявление, но она отказалась.
-Моя маленькая сильная девочка. – В голосе мужчины слышались слезы.
-Я ненавидела его, понимаешь, ненавидела! Корила себя, думала, что со мной что-то не так! Мне сны снились, будто я ему стекло толченное подсыпаю. Я спать перестала, боясь убить его ненароком.
Георгия заплакала, спрятав лицо у него на груди.
-Но это не помогло! Когда я в очередной раз услышала мамины крики, я вытащила из подставки кухонный нож и….
-Тшш, хорошая моя, не плачь, не нужно, эта мразь не стоит ни одной твоей слезинки!
-Что ты меня успокаиваешь?! Я убила его! Лишила человека жизни! Каким бы он ни был, он че-ло-век. А я дрянь. Возомнила себя Господом Богом, вершащим судьбы. Ведь можно было просто пойти в полицию!
-Глупая, что ж ты такое говоришь? Не смей себя винить! Ты боролась, как могла. Не твоя вина, что взрослые оказались пустоголовыми идиотами, думающими только о себе.
-Я считала, что достойна наказания. Хотела сесть в тюрьму, или куда там сажают малолеток. Но мама успела кому-то позвонить. Приехала большая черная машина, и увезла меня в неизвестном направлении. Маму я тогда видела в последний раз. Меня привезли в какую-то квартиру и оставили одну, ничего толком не объяснив. Вскоре пришел мужчина. Он сказал, что является моим биологическим отцом и служит прокурором нашего города. Именно он давал маме деньги на мое воспитание до того, как она встретила дядю Германа. Папаша, -она язвительно выделила это слово, - не мог в свое время жениться на маме, потому что уже был женат. Дело замяли, а меня отправили в интернат до окончания одиннадцатого класса. Он все оплачивал, я не знала отказа в деньгах, но приходилось каждый раз себя перебарывать и идти на сделку с совестью. Я понимала, что не выживу без его помощи. Позже он оплатил и институт. На первом курсе я нашла работу и полностью отказалась от содержания. Потом получила стипендию от Правительства и уехала учиться в Китай. На этом всё. С тех пор я пообещала себе, что никогда и ни за что не буду зависеть от мужчины. Я недостойна счастья. Не достойна тебя. Теперь ты, надеюсь, это понимаешь?