Выбрать главу

— Пожалуйста, не повышай голос, иначе твой отец прервет наш разговор, — тихо попросил Фолкет.

Ясмина встав, прошла к окну, отвернувшись от Фолкета, украдкой смахнула слезы.

— Я… наверное, должен попросить у тебя прощение за охоту… — услышала Ясмина над своим ухом.

Дернувшись от неожиданности, она развернулась и оказалась лицом к лицу с волероном.

— Отойди! — потребовала она.

Фолкет сделал два шага назад.

— Я хочу кое-то сделать, вернее, сказать тебе… Это, скорее всего, наша последняя встреча, вряд ли я захочу тебя видеть впредь, поэтому…

— А я надеюсь, ты примешь мое предложение руки, — перебил ее Фолкет.

— Не надейся! Я виновата перед тобой, но не хочу отдаться в твои руки еще раз добровольно. Я готова понести наказание, но жить всю оставшуюся жизнь… в боли и унижениях… нет… не смогу.

— Да с чего ты это решила? — с досадой сказал Фолкет, дернувшись к ней, но остановился, увидев выставленную вперед руку Ясмины с раскрытой ладонью.

— У меня вряд ли будет другая возможность, поэтому я хочу попросить у тебя прощения сейчас, — опустив руку, неожиданно сказала Ясмина.

— Что? — опешил Фолкет.

— Прости меня, Легар, — сказала Ясмина, глядя прямо и смело на Фолкета, — прости за сестру, прости, что из-за моей дурости она погибла и ты остался совсем один. Я понимаю, мои слова это просто слова, и, может, для тебя они пустые, или даже лживые. Но поверь… я… для меня они важны.

— Хочешь облегчить больную совесть? — скривился Фолкет.

— Да, твоя сестра приходит ко мне во сне, — призналась Ясмина, — я не могу спать, она пугает меня.

— Думаешь, после этих слов она не будет тебе сниться? Насколько искренне ты просишь у меня прощение? Чего ты добиваешься этим? Пытаешься быть доброй, кроткой и понимающей? Уверена, что у тебя это получится?

— Я хочу, чтобы ты оставил мысли о мести, успокоился и жил дальше. Я понимаю, все, что ты пытался со мной сделать, продиктовано болью от потери, местью, желанием как можно больнее наказать меня, но…

— Вначале так и было, — согласно кивнул Фолкет, — но сидя в каземате, я многое передумал. Едвига… была доброй, нежной и светлой. Она бы не одобрила то, что я творил… и она бы тебя простила…

— Но не ты?

— Мне трудно описать словами, что я к тебе чувствую, но это гремучая смесь… не дает мне спокойно дышать, когда ты так близко… рядом.

Ясмина настороженно смотрела на него, но промолчала, когда он сделал шаг к ней.

— Только не говори, что влюбился в меня, — горько усмехнулась она.

— Не знаю, но… любовь… это, по-моему, другое. Дэвойр любил Едвигу, это было ясно, как день. Он смотрел на нее с обожанием, с нежностью, слушал, как завороженный вздор, что она несла, умилялся всему, что она делала. Я видел, что даже простое касание ее пальцев приводило его в трепет. Я раз наблюдал, как Едвига оттирала ему платком замаранную, не помню уже чем, щеку. Так вот, он забыл как дышать, мне казалось, он в обморок упадет от счастья.

— Это еще одна из граней мести — рассказывать о любви Едвиги и Дэвойра? — с болью в голосе спросила Ясмина. — Я знаю, что лишила его возможности стать счастливым… знаю… видела, как он страдает. И мне было больно на это смотреть.

— Я пытаюсь объяснить… что в моем представлении означает… любить… это что-то воздушное, чистое, нежное.

Он осторожно сделал еще один шаг к ней, и теперь они стояли слишком близко. Но Ясмина, опершись ладонями на подоконник позади себя, не отталкивала его, и даже позволила невесомо обнять ее. Она заворожено смотрела в его глаза, в которых горели серебряные искры, но дыхание Фолкета было не ледяным. От жара его тела, его горячего дыхания у нее пересохло во рту и заполошно застучало сердце. Да почему же она так откликается на его близость?!

— А то, что я испытываю к тебе, — шептал он, склонившись к ней и почти касаясь своими губами ее рта, — темное, тягучее, сладко-горькое. Я должен тебя ненавидеть, я боролся с собой, но меня невыносимо тянет к тебе. Ты мое наваждение, моя тяжелая и неизлечимая болезнь.

Его объятия стали крепче, дыхание тяжелее и прерывистее, а в шепоте слышались ноты обреченности и боли.

— Нет! — твердо сказала Ясмина в губы, почти целующие ее.

— Что?! — растерянно моргнул Фолкет, поднимая к ее глазам затуманенный взгляд.

— Убери руки и отойди от меня, — потребовала она.