Что это значило для меня, что он слишком осторожный? Для меня это означало тогда, что он не «слишком мужественный» (в два-то года!). А что означало для меня, что он не «слишком мужественный»? Что он не сможет защитить себя в случае угрозы. И это приводило меня в состояние сильнейшей тревоги, что жизнь моего сына может оказаться в опасности, что с ним может что-то случиться и т. д. и т. п. Но это была моя тревога, основанная на моем опыте, когда со мной «что-то случалось». И это было мое собственное непринятое бессилие и беспомощность, которые я все пыталась через Пашу контролировать. А Паша-то здесь ни при чем.
Вообще, и в случае со стыдом, и в случае с чрезмерной тревогой, подмена их злостью часто является свидетельством наших, родительских, «детских травм». Когда какой-то пугающий нас опыт невозможно было прожить и получить сочувствие и поддержку, то испуганный «ребенок» так и остается внутри нас и очень боится повторения этого опыта. И еще возникает такая защитная, контролирующая «часть» в психике, которая делает все, чтобы этот опыт не повторился. Например, если в детстве меня часто критиковали, то моя защита будет работать так, что я буду избегать ситуаций, где меня могут плохо оценить, или я буду стараться всем понравиться и так далее.
А ребенок, поскольку он «наш», очень сталкивает нас с собственным детским опытом. Он может напоминать нам того «испуганного ребенка» в ситуации беспомощности или бессилия (как в моем примере с Пашиной горкой). И мой «защитник от травмы» будет говорить так: «Надо его переделать, чтобы с бессилием ты больше не столкнулась».
Или может напоминать «не такого, ненормального ребенка», которого тоже надо исправить, чтобы больше не сталкиваться с критикой «взрослых», как в твоем примере с Эриком.
Или наш реальный ребенок может напоминать вовсе не «травмированного ребенка» внутри нас, а того самого человека, который вызывал непереносимые чувства. И тогда «защитник» будет говорить: «Нет, со мной это не повторится!» И реакцией будет сильная злость на ребенка и опять попытка его изменить.
Я помню, какую ярость вызывало у меня, когда Паша в ответ на мои какие-то вопросы или просьбы меня игнорировал: ничего не говорил в ответ, как будто не слышал, занимался своими делами. И я прекрасно знала, что ребенок увлечен, надо подойти, присесть, установить контакт и т. п. Но у меня совершенно непроизвольно поднималась сильнейшая неадекватная злость. Пока я не увидела, что мне это напоминает детский мой опыт, когда мама наказывала меня тем, что «не замечала», игнорировала.
В общем, если что-то в поведении ребенка вызывает неадекватную по силе, устойчивую злость – это повод быть внимательней к себе и залечивать свои травмы.
Очень хорошую фразу слышала у Людмилы Петрановской: «Если бесит ребенок – надо жалеть маму!»
Также надо жалеть маму, когда мама устала. Усталость тоже является стимулом к тому, что все начинает раздражать.
В общем, есть, наверное, только одна причина, когда злость вызвана ребенком, а не нашими, родительскими, стыдом, тревогой, страхом, скрытыми травмами или усталостью. Это когда ребенок нарушает наши границы. Очевидно, если ребенок имеет привычку кидать в нас тупые и колюще-режущие предметы – это точно угрожает безопасности, и это надо остановить. Или, может быть, не физическая угроза, но что-то, что для нас неприемлемо.
Паша, например, научился в свое время у приятеля словам «дебил» и «идиот». И стал активно употреблять их в семье в наш адрес. Я лично, да и муж тоже, большие любители «крепких словечек» только для усиления эмоциональности рассказа, а не в качестве личных оскорблений. Поэтому у нас не было идеи рассказывать про то, какие это «плохие слова» и что их ни в коем случае нельзя говорить. Но мне и мужу было важно, чтобы в наш адрес они не звучали, потому что для нас это – оскорбления.
Поэтому мы поговорили с Пашей вообще о том, что эти слова значат, о том, что у них есть грубый, обидный смысл, и сказали, что в семье друг к другу мы так не обращаемся и не будем. С друзьями он пусть сам устанавливает правила.
К чему я все это? Если злость, раздражение, ощущение «не нравится» – показатель того, что ребенок нарушает наши границы, тогда эти границы стоит обозначить.
Но если мы понимаем, что вообще-то непосредственно нас это не касается, тогда, скорее всего, наша злость что-то скрывает про нас. И как я уже говорила в примере со стыдом, можно продолжать это «вешать» на ребенка. Мы не можем быть здоровыми и осознанными все время, поэтому больше или меньше мы будем это делать. И если у ребенка есть возможность выразить нам ответную реакцию, свои чувства – то беды в этом не будет.