– Ты уже несколько дней подряд смотришь на эту колбу.
Я на него разозлилась: ненавижу, когда за мной наблюдают, и особенно досадно, если этого не замечаешь. Я застыла на стуле, точно школьница, которую заставили слишком долго сидеть на месте.
– Здесь происходит что-то странное, – ответила я негромко.
Ему стало любопытно, он подошел.
– Минерал, из которого я извлекла этот уран, дает более сильное излучение, чем сам образец очищенного от примесей урана, – продолжала я.
– Ты хочешь сказать, что минерал мощнее чистого урана? А ты уверена, что не ошиблась в расчетах?
– Эти расчеты я повторила десятки раз, и результат всегда один и тот же.
Я водила пальцем по строкам в тетради, показывая Пьеру свои записи. Он молча вглядывался в мои вычисления. Я глубоко вздохнула.
– Какой минерал ты взяла? – наконец спросил Пьер.
– Урановую смолку[2], но у меня ее осталось слишком мало, чтобы продолжать опыты. Из этого же куска я выделила немного тория, и он тоже дает излучение, как уран… но все-таки сама урановая руда светится ярче, чем уран и торий. Думаю, в ней есть еще какой-то элемент. Иначе как объяснить странные результаты опытов и…
Пьер поднял на меня взгляд – словно вдруг распахнули окна и в комнату ворвался свежий ветер. Я едва заметно отступила и свела вместе носки ботинок, как в школе, когда учительница входила в класс. Наверное, в мою жизнь и правда мог войти мужчина и озарить самые темные ее уголки, однако я была уверена, что потом он исчезнет.
– Новый элемент? По-твоему, в минерале не только торий и уран? – усомнилась я. – Думаешь, такое возможно?
– Если это в самом деле так, ничего поразительнее и быть не может.
– Ничего поразительнее, чем открыть новый элемент? – спросила я, обводя взглядом лабораторию.
– Нет, не то. Влюбиться в женщину, которая откроет новый элемент, вот это и правда необычайно…
Итак, кто-то должен был высказаться напрямик.
– Прости, мне не стоило говорить этого, – поспешил добавить Пьер, словно раскаивался в своей откровенности. Сердце стучало у меня в ушах, казалось, я где-то не здесь. Я вконец растерялась.
– Не стоило говорить, что я сделаю небывалое открытие? Да ты мог прокричать об этом во весь голос! – выпалила я.
И выручила его из неловкого положения, я ведь умела это делать. И вернулась к своим исследованиям и гипотезам. Это ведь единственный известный мне способ прогнать прочь слишком смелые мысли, заполонившие ум.
Еще несколько недель мы обсуждали это.
– Если в урановой смолке и правда есть еще какие-то элементы, способные выделять энергию, и если предположить, что эта энергия не зависит от атмосферных условий и солнечного света, то атомы – но это касается лишь некоторых элементов – должны проявлять свойство излучения. И скорее всего, чем выше концентрация излучающего элемента, тем мощнее окажется энергия, – сказал мне Пьер.
– Теперь остается только дать название этому явлению! У меня в голове вертится слово «радиоактивность»! Что думаешь?
В ответ я лишь кивнула, словно в тот миг мое тело перестало мне принадлежать, а изумление не позволяло поверить в подлинность того, что происходит.
Пьер вышел из лаборатории, сказав, что сейчас вернется.
– Мы никогда не убедимся в достоверности своей гипотезы, если не используем более точный измерительный прибор. Когда я исследовал электрическое поле внутри сжатых и жидких кристаллов, приходилось измерять крошечные доли электрического заряда, и для этого я изобрел особое устройство… – продолжал Пьер, входя в лабораторию с большой коробкой в руках. Он бережно поставил коробку на пол и открыл.
– Этот электрометр со шкалой еще ни разу не подводил меня…
– Он может измерить электрический потенциал? – спросила я.
– И ускорить твою работу, Мари. У тебя есть идеи в голове, а у меня – приборы. – И Пьер улыбнулся.
Удивительная, сильная связь между двумя людьми, способными понимать друг друга без лишних слов, для меня стала чем-то совершенно новым и неожиданным и поначалу казалась чудом.
Наконец появился недостающий фрагмент, без которого наша мозаика не складывалась. Урановая смолка, столь важная для меня руда, которую добывали в Богемии, тогда была главным известным источником урана.
Руду выгрузили во дворе под жалобы ученых лаборатории: пространство, которое считалось общим, завалили тоннами черной сыпучей породы. Мы крошили ее, носили ведрами в лабораторию и там обрабатывали. Удаляли все примеси, которые можно удалить, через возгонку сульфидов в вакууме и дробное осаждение растворов соляной кислоты при реакции с сульфидом водорода. Выпавший осадок дальше разделяли на фракции: растворяли его в азотной кислоте и добавляли воду, пока не получали достаточного количества нового осадка. Потом воду сливали и топили этот осадок в азотной кислоте. Образовывался очередной осадок, и мы снова лили в него воду, и снова следовали тому же алгоритму действий, пока наконец не осталась едва различимая щепотка нужной нам субстанции, активность которой при столь малой массе никогда раньше не измеряли.
2
Наиболее распространенный минерал урана. Кроме урановой смолки также используются названия уранинит, урановая смоляная руда, урановая смоляная обманка. Устаревшее название – настуран (от др.-греч.