Наконец Гайя обнаружила меня. Она рванула меня к себе и побежала на улицу.
— Минос! — плакала она от страха. — Наступил конец света. Деревня там, в долине, уже целиком исчезла!
Родителей со мной не было. Они находились в царском дворце в Афинах. Учителя и слуги сидели вместе с Гайей по дворе на корточках, выжидая и едва осмеливаясь шевельнуться. В нескольких метрах от них расположились рабы: одни громко молились, остальные тряслись от страха. Многие держались так скованно, словно малейшее движение их тела могло привести к новому дрожанию земли и грохоту с небес.
События этой ночи были только началом. Всё лето земля не знала покоя. После нескончаемых незначительных колебаний в первый осенний месяц последовали два более сильных толчка, а четырьмя днями позже — три очень мощных; они разрушили не только всё то, что уцелело в мае, но и всё, что успели построить за это время.
Это первое землетрясение принесло бы, вероятно, ещё больше жертв, если бы не прокатилось двумя волнами. Все, кто воспользовались короткими промежутками между толчками и поспешили выскочить наружу, отделались сравнительно легко. А тому, кто находился в опасных районах и угрожающих рухнуть домах, суждено было погибнуть, если он не внял предупреждающим знакам и ничего не предпринял.
За эти месяцы я научился предугадывать, как поведут себя земля и небо, и в этом отношении Гайя тоже проявила себя мудрой наставницей. Она была знатоком природы, и инстинкт, который нередко представлялся мне загадочным, помогал ей предвидеть многие опасности. Будучи рабыней, она не имела права указывать мне, но как-то она попросила меня не входить в дом. Сама же направилась прямиком к дверям, хотя ей было страшно. Мы все видели это. Она бесстрашно повиновалась велению своего сердца. Спустя некоторое время она вернулась: даже несмотря на смуглый цвет её кожи, было заметно, как она бледна.
— Теперь ты снова можешь отправиться в свою комнату, Минос, — тихо сказала Гайя, и по её глазам я заметил, что она ещё не вполне оправилась от испуга.
— Что это было? — полюбопытствовал я.
Может быть, мои родители запретили ей рассказывать мне об опасностях, которые подстерегают нас в жизни, и наказывали скрывать правду? Она отделалась общими фразами и перевела разговор на другую тему. Спустя несколько часов я узнал от одного из рабов, что на мусорной куче в саду обнаружили очень большую ядовитую змею с размозжённой головой.
Предчувствовала ли Гайя появление этой змеи? Может быть, она прыгнула ей на голову обеими ногами и таким образом убила её?
Всем было известно, что Гайя боится змей, пауков, мышей и крыс. Почему же она преодолевала страх, когда сталкивалась при мне с какой-нибудь из этих тварей?
Рабы рассказывали, что частенько поднимали Гайю на смех, потому что она убегала от самого маленького паучка и вообще была крайне пуглива. Почему же она никогда не подавала виду, что ей страшно, когда мы обнаруживали в моей комнате паука или мышь, которая выскакивала из-под моей кровати?
Она часто называла меня царевичем. Когда же была не в силах справиться со своими чувствами, называла Миносом. Правда, мой отец был повелителем Афин, мой дядя — царём Микен, а второй дядя — царём Тиринфа, но я оставался мальчишкой со всеми присущими этому возрасту слабостями и дурными привычками.
Мне было приятно, когда холодными ночами Гайя согревала меня своим телом. Почему я не благодарил её за это? Разве царевичу не подобало воздавать должное за услугу, означавшую нечто большее, нежели изъявление преданности?
Может быть, доброта была недостойна меня, может быть, мягкость была проявлением слабости, а симпатия — началом подчинения?
Неужели я унаследовал суровость своего отца, который лишь кивал, когда какой-нибудь посол или торговец складывал у подножия его трона подарки, что пришлись ему по вкусу? Неужели в дальнейшем и я стану всего лишь благосклонно наклонять голову, когда Гайя сделает мне добро?
Я не терпел, когда мне возражали, и нередко сердился и упрямился. Мне казалось, что пора доказывать, что когда-нибудь я стану царём и мне должны повиноваться уже сегодня.
Однажды я схватился за лезвие меча и убедился, что об него можно очень сильно пораниться; чтобы понять, что и для меня, сына царя, существуют определённые границы, потребовалось, чтобы меня укусила рассвирепевшая собака. Я находился в том самом возрасте, когда делают именно то, что по каким-то причинам запрещено или нежелательно.