— То-то он в печали! — заржал за спиной Джая второй. — Небось, жалко будет, когда этакий кус мимо рук проплывет! Жаль, мой отец не подсуетился — уж я бы ни за что от леди Ангелики не отказался!
— Она же страшная, — удивленно поднял на приятеля глаза Джай. — Тощая, прыщавая, да еще и дикая к тому же.
— Дурак ты, Джай, — покровительственно похлопали его по плечу. — Тощую всегда откормить можно. Дикую — приручить. А прыщи…. Знаешь, у меня сестра старшая до замужества тоже особой красотой не блистала. Прыщи сводить замучилась. А как вышла замуж — откуда что взялось. И телом гладка, и личиком приятна, и нравом добра.
Джай только отмахнулся. Ему как раз карта пришла, не до глупостей.
И это был последний удачный день в жизни лорда Джай-таля Съеврина
На следующее утро, проспавшись после вечернего загула, Джай обнаружил совершенно пустые карманы, бланш под глазом, разодранную в лоскуты рубашку из дорогого истсайского шелка, и счет из таверны (уже оплаченный) за устроенный им погром.
С полчаса Джай тупо пялился в пространство, смутно припоминая, что громили трактир все вместе, но по какому-то странному капризу судьбы счет выставили только ему. Кто поставил бланш — он так и не смог вспомнить.
Выхлебав пару литров воды и прочистив желудок (но не мозги), Джай поехал по друзьям-собутыльникам. Не нашел ни одного из них. Один ранним утром отбыл к месту службы. Второй еще ночью ускакал куда-то в припортовый городок, чтобы сесть на корабль, отплывающий в Содружество. Кажется, его взяли на службу в Управление Королевских Курьеров. Третий и вовсе исчез бесследно. Впрочем, Джай подозревал, что приятель просто не горит желанием с ним встречаться….
Еще одной неприятностью стала встреча с отцом. Он и так-то не больно жаловал отпрыска, полагая, что признание его своим сыном — достаточная мера, большего мальчишка требовать не в праве. А уж после того, как на его стол попал список прегрешений Джая, отец решил: хорошего помаленьку. И поставил сыночка перед фактом: либо он немедленно устраивается на службу, и сам зарабатывает себе на кусок хлеба с маслом, либо отправляется в предгорья.
Туда, где пасутся конские табуны. Там как раз случилась недостача пастухов.
— Тех капель магии земли, которую ты так и не сумел развить до приемлемых результатов, тебе хватит, — сказал он сыну. — Помолвку ты разорвал, лишился огромного источника доходов.
— Отец!
— Свободен!
И Джая вынесло порывом ветра. Отец был весьма не слабым магом — воздушником.
Две недели лорд Джай-таль метался по столице, пытаясь устроиться на престижную службу, но — увы! Бастардов в аристократических семействах хватало. И не все из них стремились на пограничные блокпосты, чтобы мечом и магией оберегать границы Королевства.
Последней каплей в чашу стал приезд возлюбленной, Милли Лейн. Он примчался к возлюбленной с букетом снежно-белых роз самого редкого и дорого сорта и узким конвертом с приглашением на два лица в ратушу на бал. Приняли его благосклонно. Букет приняли, за приглашение позволили поцеловать нежную ручку, стрельнули глазками из-за раскрытого веера. Джай вознесся на вершину блаженства. Пробыв рядом с предметом своей страсти положенное время, лорд отбыл домой. А вечером ему доставили письмо. Почтенный господин Лейн сообщал, что дочь его неделю назад сочеталась законным браком с его деловым партнером, и потому не может более принимать у себя совершенно постороннего лорда.
Что было потом — Джай помнил весьма смутно. Кажется, он пытался покончить с собой. Правда, вместо кинжала почему-то под руку попалась бутыль крепчайшего рома. Опустошенная бутыль полетела в зеркало — лорду показалось, что за ним кто-то подглядывает. При этом нагло ухмыляется. Постепенно мужской образ странным образом трансформировался в женский. К тому времени как слуги связали обезумевшего лорда, он был твердо убежден: из зеркала на него смотрела Алика Аверис.
Неделю Джая продержали в спальне, непрестанно пичкая зельями и нравоучениями. А когда его оставляли в покое, заперев покрепче двери, он доставал из тайника в спинке кровати крошечный золотой медальон. Внутри на эмали был написан миниатюрный портрет Алики Аверис. Этот медальон от имени Алики два года назад преподнес ее отец, герцог Аверис.
Алика на портрете вышла красавицей: огромные голубые глаза-озера в окружении черных длинных ресниц, нежный овал лица, золотистые волосы уложены в прихотливо-небрежную прическу, на щечках — нежный румянец….
— Польстил тебе художник, польстил, — бормотал он. — Уж я-то знаю, что ты тощая уродина. Тощая прыщавая уродина. Я все равно на тебе никогда не женюсь, даже будь ты хоть в два раза прекраснее, чем на портрете. К тому же, ты ни за кого уже не выйдешь замуж. Ты скоро сдохнешь. Сдохнешь, и я, наконец, освобожусь от тебя!