Это было очень мрачное лицо. Но красивое. Устрашающе красивое.
На нем лежала печать страданий и безумия, печать одинокой, ни с кем не разделенной жизни, печать отчаяния и гнева… Да, глаза казались старше. Но в глубине их, за внешней пеленой боли, скрывался ребенок – ранимый маленький ребенок, которого бросили родители.
Которого все бросили.
И почему-то Роальд был почти уверен в том, что перед ним не кто иной, как…
- Торстеин Норсенг, - представился гость.
В его голосе была необъяснимая сила, которая заставляла уважать его обладателя, но вместе с тем и жалеть. Этот голос будто выдавал собой все, что убивало человека изнутри.
- Я слышал о вас, - сказал Роальд, пытаясь улыбнуться. – Очень приятно познакомиться с вами, но, к сожалению, мне довольно тяжело подняться и пожать вам руку…
- Не стоит тратить на это силы, - резко и недоброжелательно процедил Торстеин. – Я не отвечу на твое рукопожатие.
Он явно не желал скрывать свою враждебность.
Но Роальд не будет отвечать ему тем же. Странно, но после всего, что случилось этой ночью, после того, как он посмотрел в глаза Томасу Сорбо и заявил ему о свершении своей мести, душа Роальда успокоилась, и он больше не чувствовал ненависти и гнева. И не хотел вспоминать о них.
Он промолчал, спокойно глядя в ледяные глаза.
- Я пришел с одной целью, - проговорил Торстеин. – Сказать тебе всего несколько слов: только попробуй причинить вред Томасу Сорбо – и я найду тебя даже на том свете после того, как тебя повесят!
Он тяжело дышал, но заключенный оставался невозмутим.
- Это все? – негромко спросил он.
Глаза Норсенга, скрытые тенью, сверкнули ярко, будто звезды, и он, оскалив зубы, чуть ли не зарычал, видимо, от ярости.
- Нет, не все! – воскликнул Торстеин.
В следующее мгновение он шагнул вперед и дважды ударил Роальда по лицу. Изо всех сил, а сил у Норсенга, ого, как хватало, да еще с каким избытком! Роальд сплюнул кровь изо рта на пол и вновь посмотрел на своего посетителя.
Торстеин трясся от гнева.
- Это тебе за Инглинга, гадина, - прошипел он. – Жаль, что на большее у меня нет прав, но утешаю себя тем, что скоро ты сгоришь в аду, убийца!
Он развернулся и в три шага оказался у двери. Жандарм, стоящий снаружи, уже наполовину открыл дверь, когда Роальд окликнул Норсенга и сказал ему напоследок:
- А я утешаю себя надеждой, что очень скоро ты узнаешь правду: на самом деле мы с тобой ближе, чем ты думаешь, Стеин.
Норсенг так и не повернулся и молча вышел. Но будь сам Роальд трижды проклят, если Торстеин не услышал каждое слово!
Он услышал.
Глава 18
На утро к Роальду явился новый посетитель – на этот раз это был добрый «викинг» в своем деловом костюме, то есть Ойвинд Хёугли. Сперва он несколько минут, стоя перед заключенным, ругал жандармов, обзывая их корыстолюбивыми и безжалостными ослами, которым неведомо, что значит честь и долг, и сотрясал своим увесистым кулаком в воздухе. Потом, наконец, перешел к делу и сообщил Роальду, что намерен защищать его перед судом и смягчить приговор.
Вид у парня при этом был воодушевленный, настроение угадывалось боевое, душа была, как сам он выразился, «преисполнена жаждой свершить доброе дело и очистить и без того чистую вашу личность от злой и подлой клеветы!»
Хотя, по правде говоря, никакой клеветы тут и в помине не было.
И как же потухли горящие глаза юриста, когда Роальд ровным голосом ответил ему:
- Благодарю вас, Ойвинд, но мне не нужна ваша помощь. Я не нуждаюсь в защите адвоката. Все, чего я хочу – это чтобы вся эта тягомотина с судебным разбирательством закончилась как можно быстрее. Меня ведь все равно казнят, и я это наказание заслужил. Так какого черта мы будем тянуть и сопротивляться, когда лучше с честью встретить смерть?
Хёугли озадаченно почесал затылок и тяжело вздохнул.
- Хм… Келда и Хэвард предупреждали меня, что вы будете отказываться. Но все-таки… подумайте! Подумайте о вашей няне.
- Зачем причинять моей няне лишнюю боль, подавая ложную надежду? Не надо, Ойвинд. Не надо заставлять ее лишний раз переживать, чтобы потом разочароваться. Вы лучше подготовьте ее к тому, что скоро меня не станет.
- Но…
- Я не буду оправдываться перед судом, - твердо произнес Роальд. – Оправдываться, когда на тебя смотрит целая толпа и когда ты знаешь, что виноват… Это не по мне. Это низко. Я прошу вас оставить меня одного.
Ойвинд пожал плечами и удалился.
К таверне герра Андерсена подъехала маленькая повозка, запряженная одной лошадью. В повозке сидела скромно одетая молодая женщина, которая тут же окинула оценивающим взглядом все, что ее окружало: уютное здание, узкую улицу, людей, проходящих мимо, и поджала губы.
- Благодарю вас. – Она заплатила извозчику и вышла, прижимая к груди черный кожаный портфель, который больше походил на мужской, нежели на дамский.
На окне таверны, которое темнело возле двери, по ту сторону стекла висела надпись «ЗАКРЫТО».
Женщина позвонила в дверной колокольчик, подождала несколько мгновений… Открыла ей хозяйка – надо полагать, жена герра Андерсена.
- Доброе утро, госпожа.
- Доброе утро, фрекен, мы пока закрыты и не обслуживаем посетителей, а все наши комнаты, к сожалению, пока заняты, но если вы пришли к кому-то из наших постояльцев…
- Я хотела бы увидеть герра Греджерса Фробениуса, если он здесь.
- О, да, конечно! Герр Фробениус только что встал и умылся. Сейчас он завтракает. Проходите, фрекен, проходите! Сейчас я вас провожу…
Старый Греджерс был необычайно рад увидеть свою ученицу, которая только что прибыла из Гамвика. Позабыв о завтраке, он встал из-за стола и хлопнул в ладоши, громко смеясь.
- Эхе-хей! А вот и Сольвейг! Ну что, моя хорошая, обнаружила еще что-нибудь?
- Обнаружила, герр Греджерс, - улыбаясь, похвасталась девушка и протянула вперед руки, в которых сжимала свой портфель. – Вот!
Детектив хмыкнул и, почесывая свой щетинистый подбородок, стал внимательно изучать сей внушительный предмет, не дотрагиваясь до него руками. Оценивающий взгляд Греджерса пробежался по передней и боковым сторонам портфеля, старик нахмурился и несколько раз цокнул языком, прежде чем принять из рук своей ученицы ее трофей.
- Так… И что это? Объясни-ка…
- Здесь находятся все бумаги, касающиеся особняка: кто его построил, кто его купил, перекупил, кто когда-либо владел им. – Видя, что глаза Фробениуса округлились, Сольвейг рассмеялась. – Вы не волнуйтесь, герр Греджерс: не так уж там и много бумаг. Большую часть времени наш домик передавался по наследству, так что… взгляните вы сами. Думаю, вам будет интересно. Особенно обратите внимание на юриста, который оформлял все последние документы.
- Ага, значит, ты уже о чем-то догадалась, Сольвейг! – хитро прищурился Фробениус. – Что ж, старый Греджерс не позволит себе от тебя отставать!
- На этот раз вы неправы, хоть это бывает и крайне редко. Я ни о чем не догадалась, но думаю, что вы сможете. А мне мало о чем говорят эти листки. Однако все равно: в некоторых из них, несомненно, кроется разгадка.
- Ну, ладно. Скажи только: тяжелую ли битву тебе пришлось выстоять, чтобы завоевать эту стопочку бумаги?
- Нелегкую, - с довольным видом улыбнулась Сольвейг. – Документы-то все старые. Сколько ж мне пришлось в архивах порыться, прежде чем их отыскать! Да и женщина там мне попалась… Честно говоря, просто сварливая старуха! Никак не соглашалась выдать мне выписку. Пришлось пустить в ход все свое красноречие. – Она усмехнулась. – Благо, пожилые женщины так сердобольны и жалостливы!
Греджерс громко хлопнул в ладоши.
- Ах ты моя сообразительная! Молодец! Хотя насчет сварливой старухи – это слишком. Ну, да ладно, что я тебя воспитывать, что ли, буду? Ты хорошо поработала. Дальше куда?