Широко распахнула глаза. Вообще не понимала, почему зажмурилась – не видеть кошмара? Что за малодушие, что за слабость?
Глаза отчима – мерзкие шары навыкате с прожилками красных сосудов – были так близко, что по моему телу будто прошла судорога. Отвращения или чего-то другого, не имело значения, но от этого мое тело начало обретать неведомую ранее силу.
Я размахнулась, сложив пальцы в кулак, и впечатала с размаху в нос отчима. Этого было ничтожно мало. Даже когда он взвыл – это не остановило меня. Наоборот, ударило в затылок каким-то приливом кровожадного охотничьего азарта.
Изловчившись и изогнувшись в его лапах, словно гибкая и разъяренная кобра, я стянула с ноги туфельку на умопомрачительной шпильке, острой как стилет.
При этом я не понимала, для чего мне она нужна и что я именно делаю. Вроде как она мне мешала, заставляя тело напрягаться и мышцы неметь. А может, подсознание само вело меня единственным правильным маршрутом.
Удерживая ее в сведенных руках, я размахнулась со всей дури, услышав треск.
Что именно сломалось – каблук или челюсть Клименто, я понятия не имела. Мой взгляд был прикован к его выпученным глазам.
Похоть в них сменила боль, а потом как будто мутная пелена. Прохрипев и выплюнув мне в декольте сгусток крови, отчим затих, придавив меня своим телом.
Я перевела взгляд на окровавленную шпильку в своих руках. Затем, похолодев от пока что не полного осознания произошедшего, выбралась из-под тела отчима, глядя, как он кулем осел на диван и сполз на пол.
Я что, его убила?!Из раны на скуле текла кровь, выстреливая фонтаном. Меня чуть не вырвало. Мозг выше? У таких уродов он вообще есть?
Жизнь летела в бездну. Моя судьба раскололась на части.
Я продолжала смотреть и ничего не делать. Даже не признаваться самой себе в том что, как ни странно, но я, кажется, уже знаю единственно правильный ответ, как же быть.
Он лежал на поверхности… но мой стальной характер и чувство глубокого протеста все равно гнало его прочь, что ни говори и что ни делай.
Я знала, кто меня спасёт. И даже отторжения не было.
Надо было нащупать пульс, вызвать скорую, но я смотрела на распростертое тело отчима, не испытывая никаких чувств. Один вопрос давил в виски: жив или мертв? Что дальше со мной будет? И хватит ли у меня силы воли, чтобы все же воспользоваться спасением?
Я повторяла себе, что это самозащита, и мало я ему врезала за то, что он сотворил с моей мамой, превратив ее в тень себя прежней. Но знала: с учетом кольца, которое сомкнулось вокруг меня с одной лишь целью – сделать жизнь невыносимой, мне никакие смягчающие обстоятельства не помогут. Этот отказ от помощи может стать фатальным.
Подойти проверить пульс я так и не решилась. Знала: если его не обнаружу, больше ничего не смогу сделать. Упаду рядом и принимай меня без сбора улик, вешай что угодно. А если мама вернется… Тут даже шансы на спасение резко уменьшатся.
Хотелось верить, что она выберет меня, свою дочь, а не деспота и абьюзера, тем более мертвого. Но у меня были в этом очень большие сомнения.
Я схватила телефон. Руки тряслись, сознание как будто плавилось. Палец замер над контактом крестного отца Энцио Рикконе.
Как я радовалась его визитам в детстве, когда он приносил мне игрушки и сладости, проводил с нами весь день за барбекю и по отечески целовал в лоб. Тогда мне хотелось даже найти себе мужа, похожего на крестного.
Поможет ли? Вполне возможно. Только вот что-то остановило меня. Я лихорадочно листала контакты. Это надо было решить незамедлительно.
И я сделала роковой шаг. Я сдалась. Набрала Лалию.
- Альберта! – похоже, расстроила я ее сильнее, чем ожидалось. Только мне уже было на это откровенно плевать. – Прости, я не знала, как реагировать… Я думала тебя успокоить, когда говорила про его моделей и других женщин…
- Потом поговорим. – собственный голос я не узнала. – Дай мне номер Орландо Ломбардини.
- Ты решилась?
Её любопытство сейчас было совсем не в тему. Я чувствовала, как решимость вытесняет панику.
Вот так вот судьба нанесла финальный удар и расставила все по своим местам. Сама бы я наломала дров и не решилась бы. Все что ни делается, наверное, действительно к лучшему.
Лалия продолжала всхлипывать и засыпать вопросами. Еще и вперемешку с оправданиями – что она не хотела меня расстроить, а зависть действительно была, но совсем чуточку, ведь у неё самой таких ухажёров отродясь не водилось…