Его бессвязный лепет прервал рев мотора. Спорткар на бешеной скорости обогнал приближающиеся к нам автомобили. Я опешила. Смотрела сквозь лобовое стекло. Очертания белой машины – марку я не узнала – становились все четче, рев – сильнее.
Сегодня что, сходка психов? Кем надо быть, чтобы устроить такой манёвр перед полицейскими?
Надежда, что сейчас этот отчаянный мажор (вряд ли кто в зрелом возрасте такое устроит) уведет кортеж полиции за собой, таким образом избавив меня от необходимости пояснять, что я делаю с обладателем запрещенных веществ, растаяла. Потому что уже в следующий момент манёвр, напоминающий дрифт, развернул машину. Подняв веер мелкого гравия, она замерла на горном отрезке серпантина.
Я понятия не имела, кто это был (или была), но помимо воли забыла о том, что сейчас на меня обрушатся неприятности. Закусила губу и сжала кулаки – разве что только не зажмурилась от переживаний за этого хвастливого удальца. Отрицать не имело смысла: он сделал это красиво. Как в том фильме, где крутые тачки и горячие парни.
Если бы у меня была с собой камера – я бы засняла это действо и, возможно, на утро проснулась бы знаменитой. Но сейчас смотрела, открыв рот и напрочь забыв про Хулио с его компроматом.
А уж когда все четыре полицейские машины остановились, создав подобное вееру ограждение, и дверца спорткара нарочито медленно поднялась кверху. Так, будто тот, кто все это проделал, решил показать представителям закона всю силу своей власти и бесстрашия.
Рядом тихо выругался Хулио. Причем выругался так, будто это сам князь тьмы спустился поджарить его на медленном огне без масла. Моего попутчика затрясло так, что я ощутила дрожь собственного кресла.
- Кто ты, святая мадонна?..
При этом он обращался не к тому, кто сидел в спорткаре. И не к богоматери. Вопрос адресовался мне, причем ужаса в голосе танцора прибавилось.
И когда свет ярких фар на миг закрыла высокая фигура мужчины в облегающих брюках и рубашке, Хулио затрясся, как на электрическом стуле.
- Да кто ты такая? Черт дернул меня с тобой связаться...
Я решительно ничего не понимала. Только отметила в уголке сознания, что меня восхитил этот автоперформанс, и я смотрела в спину мужчины с интересом. Желая увидеть его лицо. Но он не спешил оборачиваться.
А затем и вовсе случилось то, что не просто удивило меня –даже заставило усомниться в реальности происходящего. Когда незнакомец. Словно виртуоз-маэстро, поднял ладонь, и выскочившие из машин карабинеры обошли его, направляясь к нам.Вот тут я сбросила сети удивления и непонятного очарования. Да и как оставаться невозмутимой, когда один из крепких полицейских буквально вырвал двери и вытащил из машины трясущегося Хулио. Не обращая никакого внимания на его Нет, нет, нет»! и даже «я же все сделал, как договаривались!» распластал его на капоте.
От шока я вжалась в кресло. Смотрела, как танцора припечатали резиновой дубинкой по копчику, а затем, ощупав, крепкий сержант достал из его кармана пакетик с таблетками.
От ужаса я зажала уши руками. Хулио пытался что-то сказать, указывая на меня, пока на него не надели наручники и не увели прочь.
Когда дверца открылась, мои нервы сдали. Понимая, что ближайшее время я проведу, оправдываясь, в полицейском участке, я просто сломалась. Усталость, мамины проделки, теперь это…
Меня затрясло в рыданиях. Обхватив себя руками, я затрясла головой, игнорируя протянутую руку.
И даже не понимая, что белая ткань пиджака, как и большие часы «Кроликс» на запястье, увитом, помимо этого, еще парой браслетов из натуральных камней, как и аккуратный мужской маникюр даже при очень большом стечении обстоятельств не могли принадлежать сотруднику полиции…
Глава 2
Орландо
Есть одна тонкая черта. И я намерен перешагнуть ее уже сейчас, в следующий момент.
Мне плевать на то, что еще рано. Что моя будущая добыча еще не сломлена, не напугана, не доведена до отчаяния, оттого я рискую получить не ее покорность, а отторжение.
Я давно забыл, что такое сантименты. Я ломал многих, не испытывая никаких угрызений совести. Но с Альбертой Танчини все мои прежние принципы вылетают в трубу. И я не могу найти этому пояснения.
И вот она так близко. Нет разделяющего нас расстояния. Я второй раз в жизни смотрю в ее лицо так близко, втайне надеясь увидеть в больших перепуганных глазах узнавание. А если я увижу в них радость от встречи… Сложно сказать, к чему это приведет.
Я либо отменю свое жестокое распоряжение загнать малышку Альбу в тупик, либо потеряю над собой контроль и присвою ее на самых жестоких условиях. Раньше осуждал Моретти, заявившего права на дочь comare Моники. А сейчас понимаю, что в шаге от того, чтобы также выпустить своего голодного зверя.