— Фух! — тяжело выдохнул Комиссаров. — Я устал. Не люблю повторять одно и то же. Только из уважения к вам: нет, не видел, не искал, не пытался.
«Ты не вытащишь из него ни слова правды, он врет, и будет юлить до конца».
— Это не последняя наша встреча, Валерий Игоревич. А пока на этом всё. Всего доброго.
— Прощайте, и удачи в поисках.
Как только Кирилл Максимович вышел из кабинета, то тут же принялся писать постановление о возбуждении уголовного дела. Не забыл упомянуть все детали, ярко описал все доводы и отправился домой, уже не сомневаясь, что его постановление произведет должный фурор и к его приезду уголовное дело будет начато, Кирилл Максимович зайдет в отделение под звуки фанфар, забурлит работа.
Ответ не заставил себя долго ждать, за скупыми формальными высказываниями и сухой буквой закона, абсолютно не скрывался решительный отказ, со всеми вытекающими из этого последствиями.
Последствия
14 декабря г. Каменск, следственный комитет
— Ну что, Кирилл Максимович, доигрались? Теперь нас всех по очереди, — Виталий демонстративно похлопал ладонью о кулак.
— Виталик, подожди, может это ещё не по этому делу, — надеясь на лучшее промямлил Анатолий.
— Толик, а по какому делу нас ещё могли собрать? Из столицы звонили, отчитали всё начальство, ты бы видел рожу Ивановича, я думал, его удар хватит.
— Кирилл Максимович, что вы молчите, скажите хоть что-нибудь? Что у вас там произошло в городе, из-за чего нас всех вызвали?
Кирилл Максимович сидел в стороне, как побитая собака, безвольно опустил руки и поднимал плечи вверх-вниз.
— В том то и дело, Анатолий, что ничего не произошло, — ответил он задумчиво.
— Прошу вас коллеги, проходите. Начнём совещание, — пригласил всех в кабинет заместитель начальник следственного комитета Егор Маркович Никитенко.
Петр Иванович уже сидел в кабинете, красный, как рак, пыхтел и вытирал вспотевший затылок платочком. Кирилл Максимович пытался поймать его взгляд, ему не хватало поддержки, но тот даже не смотрел в сторону протеже.
Все с замиранием сердца ждали, что же скажет начальство, кого сейчас разнесут в пух и прах генералиссимусы.
— Дело Ткачевой .... — у Кирилла Максимовича подкосило колени, хорошо, что сидел на стуле, а то бы шмякнулся оземь.
А начальник продолжал:
— Четырнадцатые сутки местопребывание гражданки Ткачевой неизвестно, вместо того, чтобы искать её, вы даёте своим сотрудникам, Пётр Иванович, бестолковые командировки, принимаетесь возбуждать уголовные дела безосновательно, это хорошо, что мимо не прошло ваше заявление, вовремя его перехватили и отказали. Иначе, я не знаю, чем бы у вас там всё закончилось, задержали бы уважаемого человека на основании записок?!
— Я прошу слова, — бросился в омут с головой Кирилл.
— Кирилл Максимович, у вас кроме дела Ткачевой есть ещё какие-либо дела?
— Да, есть.
— Сколько?
— Тринадцать.
— Тринадцать дел! — эмоционально повторил начальник. — А вы всё бросаете на своих коллег и мчитесь на край света!? Я так радовался, когда мне сообщили о вашем переводе. Думал, наконец-то образованный, добросовестный сотрудник с прекрасным послужным списком... а вы? Хорошо, говорите. Только имейте в виду, ваши доводы бессмысленны. Продолжайте контролировать больницы, морги, проводите опознания, если требуется.
Кирилл Максимович вскочил и отчеканил:
— Мы не найдём в районе ни самой Ткачевой, ни следов ее пребывания. Я уверен, что она находится у Комиссарова, вы бы тоже так решили, прочитав дневник...
— Как он достал уже со своим дневником! — не удержался Виталик.
— Виталий Борисович, имейте уважение! — сделал замечание начальник.
— Простите.
— Кирилл Максимович, — начальник искренне хотел вразумить молодого коллегу, — оставьте вы этот дневник, это всего лишь исписанная бумага. Да, мы можем посочувствовать женщине, жить с тираном нелегко, но это не значит, что он причастен к ее исчезновению.
Следователь резво продолжал не обращая внимания на злостные взгляды коллег:
— Все детали указывают на то, что ее похитили: след резко пропадает, значит, была машина, искали на протяжении пяти суток, смотрели под каждым кустом, нет нигде ни одной зацепки, ниточки — это значит, что её там не было.
— Или это значит, что вы плохо искали! — Егор Маркович недолюбливал упрямцев.
Савельев не слышал никого кроме себя и продолжил сыпать доводами: