Военфельдшер ПМП Сёмин В. М. 16.07.42 г.
Командиру ООО-го стрелкового полка подполковнику Белоногову И. К.
Рапорт
По существу рапорта военфельдшера Сёмина В. М. могу доложить следующее:
С выводом о том, что ранение красноармейца Тимошина С. М. произошло в результате выстрела с близкого расстояния, согласен. Было ли это актом членовредительства, утверждать не могу.
Начальник МСС полка военврач з-го ранга Сокольский Н. О.
18.07.42 г.».
В левом верхнем углу размашистым почерком было написано:
«Передать на рассмотрение в особый отдел. Ком. полка п/п-к (подпись). 21.07.42 г.».
— Ну, прочитал? — капитан ткнул окурок в пустую банку из-под тушёнки. — Вот это, — он взял рапорт и положил в картонную папку, — называется факты. А то, что ты мне тут пытаешься втюхать, называется дачей ложных показаний и трибуналом, который скоро будет тебя судить; твоё враньё приветствоваться не будет. Признаешь свою вину перед советским народом — пойдёшь в штрафную роту, а будешь врать — показательно шлёпнут перед строем полка. Так что давай рассказывай, облегчай душу.
Сергей сидел, смотрел на особиста. Как быстро в жизни всё может перемениться. Ещё час назад он играл в нарды, смеялся над шутками Тамаза, а сейчас ему предлагают выбор между штрафной ротой и расстрелом. Может, это сон? Да нет, вот самый настоящий оперуполномоченный, и, похоже, он действительно считает его, Сергея, самострелом.
— Мы пошли в атаку, добежали до фашистских позиций, там, в траншее, я боролся с немецким солдатом, и он в меня выстрелил из моей винтовки.
— Стоп, — капитан хлопнул ладонью по столу, — значит, ты не отрицаешь, что ранен из собственной винтовки?
— Нет.
— Хорошо. Теперь разберёмся с немецким солдатом. Как у него оказалась твоя винтовка?
— Он её у меня отобрал.
— Вот как. Отобрал, значит. Зачем? У него что, своего оружия не было?
— Почему? Был у него автомат, но он его уронил. Капитан захохотал. Этот хохот был так же неожидан, как и недавняя вспышка гнева. Только что с серьёзным видом задавал вопросы, а сейчас едва не падает со стула от смеха. Закончив смеяться, особист покачал головой:
— Детский сад какой-то: отобрал, уронил, боролись.
Он встал, подошёл к окну.
Даже глядя на спину капитана, чувствовалось, что сейчас опять произойдёт взрыв гнева. И действительно, когда тот повернулся, Сергей увидел искажённое злостью лицо. Шрам опять налился кровью. Но на этот раз особист не кричал, а, наоборот, говорил тихо, чётко выговаривая каждое слово:
— Послушай, сопляк, ты кому сказки рассказываешь? Я восемь лет в органах. У меня комбриги на допросах плакали, но каялись. А ты кто такой? Пацан, ты даже врать не умеешь. А ну-ка встань.
Сергей поднялся. Капитан подошёл к нему.
— Какого роста был немец, который в тебя стрелял? Отвечай! Быстро! Выше, ниже тебя?
— Выше.
— Как он стрелял? От пояса, с плеча? Ну, говори.
— С плеча.
— Садись, — сказал капитан и сам опустился на стул. На его лице было написано удовлетворение. — Всё, Тимошин: как говорится в теоремах, что и требовалось доказать. Входное отверстие пули у тебя ниже выходного. А что это значит? А это значит, что стреляли снизу. И если в тебя действительно кто-то стрелял, то был он ростом около метра.
Сергей не сразу сообразил, о чём говорит особист; наконец, понял.
— Так я ведь лежал.
— Лежал? Может, и лежал. А скорее всего, сидел и, разувшись, пальцем ноги жал на спусковой крючок. А ещё, может, хорошей веточкой с сучком или шомполом, обмотанным тряпочкой, чтобы не соскользнул. Способов много. Не ты первый такой хитрожопый. Всё, устал я от тебя. Степанов!
В дверях тотчас появился сержант, который привёл Сергея сюда.
— Я, товарищ капитан!
Сергей понял, что особист уже решил его судьбу.
— Товарищ капитан!
— Гражданин капитан, — поправил особист.
— Гражданин капитан, но ведь как в меня немец стрелял, видел Прохор Степанович, он его и заколол штыком.
— Какой ещё Прохор Степанович? — недовольно спросил капитан, укладывая бумаги в папку.
— Солдат из нашего взвода.
— Да-a? А фамилия у этого солдата есть?
— Есть, но я её не знаю.
— Ладно, разберёмся с твоим Прохором Степановичем, — капитан покачал головой. — Странная ты личность, Тимошин: чем больше с тобой говоришь, тем больше вопросов возникает. Степанов, запри этого цуцика в баньке да часового поставь.
Сержант подошёл к Сергею:
— Ремень, головной убор снять, вывернуть карманы.