Я затащила чемодан и закрыла дверь. Долго возилась с замком, прежде чем мне удалось закрыть его, но наконец я рухнула на кровать и начала плакать. Чувствовала, что мне хочется разрыдаться страстно, без удержу, пролить целый океан слез и утонуть в нем. Но у меня даже слез не было. В животе словно завязался какой-то узел, я все время возвращалась мыслями к Беннету. Словно мой пупок был привязан к его, а потому я даже не могла броситься в море слез, не думая и не опасаясь за него. Где он? Неужели мне даже выплакаться толком не удастся, пока я его не найду?
Самое странное в плаче (может, рецидив детства) то, что не получается плакать, плакать со всей возможной безутешностью, забыв обо всем, если нет зрителя. Быть может, мы боимся уйти на глубину слезного моря в отсутствие утешителя, который мог бы спасти в случае чего. А может, плач – это форма коммуникации, вроде речи, и для нее необходим слушатель.
«Надо уснуть», – строго сказала я себе. Но чувствовала, как погружаюсь в панику, напоминавшую худшие детские страхи. Мне казалось, моя сердцевина уплывает назад во времени, хотя против этого протестует мое взрослое, разумное «я». «Ты не ребенок», – произнесла я, но сердце продолжало безумно колотиться. Меня бросило в холодный пот. Я не могла оторваться от кровати, хотя и знала, что мне нужно помыться, – я боялась выйти из комнаты. Мне отчаянно хотелось писать, но я боялась выйти в туалет. Я даже не отважилась снять туфли из страха, что человек под кроватью ухватит меня за ногу. Я не отважилась вымыть лицо: как знать – кто там прячется за занавеской? Мне привиделась какая-то фигура на балконе. По потолку носились призрачные отсветы фар. В коридоре слышалось урчание воды в туалете, и я вскочила на ноги. По коридору кто-то прошел. Я начала вспоминать сцены из «Убийства на улице Морг». Мне в голову лезли сцены какого-то безымянного фильма, который я видела по телевизору в пятилетнем возрасте. Там фигурировал вампир, умеющий проходить через стены. Никакие замки не могли его задержать. Я представила себе, как он материализуется из грязной заляпанной стены, и снова принялась взывать к своему взрослому «я» о помощи. Я пыталась быть критичной и рациональной. Я знала, что символизируют вампиры. Я знала, человек под кроватью – частично мой отец. Я вспомнила Гроддека и его «Книгу про Оно»[418]. Страх перед насильником – это вожделение к насильнику. Я вспомнила посещения доктора Гаппе, на которых мы обсуждали мои ночные страхи. Я вспомнила мои подростковые фантазии, в которых меня убивал ножом или выстрелом из пистолета незнакомый человек. Я сижу за столом, пишу, а он появляется непременно сзади. Кто он такой? Почему моя жизнь населена призраками?
«Неужели нет выхода из головы?» – спрашивала в одном из последних отчаянных стихотворений Сильвия Плат. Если я в ловушке, то в ловушке собственных страхов. Главной движущей силой был страх остаться одной. Иногда казалось, я пойду на любой компромисс, снесу унижение, прибьюсь к любому мужчине, лишь бы не оставаться одной. Но почему? Что страшного в одиночестве? «Постарайся придумать какие-нибудь аргументы, – сказала я себе. – Постарайся».
Я: Чем так ужасно одиночество?
Я: Если меня не любит ни один мужчина, я теряю свою идентичность.
Я: Но это определенно не так. Ты пишешь, люди читают твои работы, они важны для них. Ты преподаешь, и ты нужна и небезразлична студентам. У тебя есть друзья, которые любят тебя. Даже родители и сестры тебя любят, пусть и на свой лад.
Я: Ничто не спасает меня от одиночества. У меня нет мужчины. У меня нет ребенка.
Я: Но ты знаешь, что дети – не противоядие от одиночества.
Я: Знаю.
Я: И ты знаешь, что дети лишь временно принадлежат родителям.
Я: Знаю.
Я: И ты знаешь, что мужчина и женщина никогда не могут целиком принадлежать друг другу.
Я: Знаю.
Я: И ты знаешь, что не вынесешь, если мужчина попытается владеть тобой полностью, дышать твоим дыханием…
Я: Знаю. Но я отчаянно этого хочу.
Я: Но если бы ты это получила, то оказалась бы в ловушке.
Я: Знаю.
Я: Ты соткана из противоречий.
Я: Знаю.
Я: Ты хочешь свободы и в то же время близости.
Я: Знаю.
Я: Найти такое удается немногим.
Я: Знаю.
Я: Почему ты полагаешь, что можешь быть счастлива, когда большинство людей несчастны?
Я: Не знаю. Но если перестану надеяться на любовь, перестану ее ждать, перестану ее искать, то моя жизнь будет такой же плоской, как грудь после операции рака молочных желез. Я живу этим ожиданием. Я его холю и лелею. Оно дает мне жизнь.
Я: А как же раскрепощение?
Я: А что с раскрепощением?
Я: Ты веришь в независимость?
418
Гроддек, Георг (1866–1936) – один из основателей психосоматической медицины, позаимствовавший у Фрейда и развивший понятие «Оно».