Вот наступил вечер. Около «Одеона»[153]. Около Сен-Сюльпис[154]. Они поднимаются по ступенькам станции метро. Эхом отдаются замерзшие шаги.
Они оба американцы. Он высокий и стройный, с небольшой головой, азиат с гривой черных волос. Она блондинка, маленькая и несчастная. Она часто спотыкается. Он никогда не спотыкается. Он ненавидит ее за то, что она спотыкается. Ну вот, мы вам уже все рассказали, кроме самой истории. Мы смотрим с самой вершины винтовой лестницы в отеле на Левом берегу, как они поднимаются на пятый этаж. Она идет за ним по кругу. Мы смотрим сверху на их макушки – они подпрыгивают все выше и выше. Потом мы видим их лица. Ее выражение недовольное и печальное. У него упрямо выступает челюсть. Он все время нервно откашливается.
Они поднимаются на пятый этаж и находят номер. Он легко открывает дверь. Обычная обстановка дешевенького парижского отеля. Здесь все пахнет плесенью. Ситцевое покрывало на кровати выцвело. Ковер по углам задрался. За тоненькой перегородкой раковина и биде. Окна, видимо, выходят на крыши, но задернуты тяжелыми коричневыми велюровыми шторами. Снова пошел дождь, и они слышат, как капли выстукивают свои послания азбукой Морзе на балконе за окном.
Она отмечает про себя, что все дешевые отели в Париже, похоже, созданы одним дизайнером. Она не может сказать ему об этом. Он решит, что она избалованная. Но себе она говорит. Она ненавидит узкую двуспальную кровать, проваленную в середине. Она ненавидит валик вместо подушки. Она ненавидит пыль, попадающую в нос, когда встряхивает простыни. Она ненавидит Париж.
Он раздевается. Его передергивает от холода. Вы отметите, как красиво его тело – совершенно без волос, спина абсолютно прямая, икры поджарые и сильные, пальцы длинные. Но его тело не для нее. Он укоризненно облачается в пижаму. Она стоит в чулках.
– Почему ты постоянно так поступаешь со мной? Я себя чувствую такой одинокой.
– Ты сама виновата.
– Что значит – сама виновата? Сегодня я хотела быть счастливой. Сегодня канун Рождества. Почему ты все время злишься на меня? Что я сделала?
Молчание.
– Что я сделала?
Он смотрит на нее так, будто незнание – еще одно оскорбление.
– Слушай, давай просто ляжем спать. Давай просто забудем об этом.
– Забудем о чем?
Он не отвечает.
– Забыть, что ты злишься на меня? Забыть, что ты наказываешь меня ни за что? Забыть, что мне одиноко и холодно, что сейчас канун Рождества, а ты мне его снова испортил? Ты хочешь, чтобы я это забыла?
– Я не собираюсь ничего обсуждать.
– Обсуждать? Что ты не собираешься обсуждать?
– Замолчи! Я не позволю устраивать скандал в отеле.
– Мне насрать, что ты позволишь или не позволишь. Я хочу, чтобы со мной обращались по-человечески. Я хочу, чтобы ты по крайней мере соблюдал со мной правила приличия и сказал, почему у тебя депрессия. И не смотри на меня так…
– Как?
– Словно моя неспособность читать твои мысли – величайший грех. Я не умею читать твои мысли. Я не знаю, почему ты бесишься. Я не умею угадывать все твои желания. Если тебе такие качества нужны в жене, то во мне ты их не найдешь.
– Ничего такого мне не нужно.
– Тогда в чем дело? Пожалуйста, скажи мне.
– Ни к чему.
– Господи боже мой! Ты хочешь сказать, я должна читать твои мысли? Тебе такая нужна забота?
– Если бы у тебя была хоть капля сочувствия ко мне…
– А разве я тебе не сочувствую? Боже мой, ты не хочешь дать мне ни одного шанса.
– Ты настроена на другую волну. Ты не слышишь.
– Это что-то из кино, да?
– Что из кино?
– Опять проверка. Что ты мне устраиваешь проверки, словно я преступница? Ты не можешь обойтись без этого перекрестного допроса?.. Ты имеешь в виду сцену похорон… Маленький мальчик смотрит на мертвую мать. Что-то тебя в этом зацепило. Тогда-то у тебя и началась депрессия.
Молчание.
– Ну, так в этом дело?
Молчание.
– Ну скажи наконец, Беннет. Я сейчас с ума сойду. Пожалуйста, скажи мне. Пожалуйста.
Он расстается с каждым словом так, будто это драгоценность. Швыряет им в тебя, словно затвердевшими экскрементами.
– Так что в этой сцене меня зацепило?
– Не устраивай мне экзамена. Скажи сам! – Она обнимает его.
Он отталкивает ее. Она падает на пол, хватает его за ноги в пижамных брюках. Это похоже не столько на объятие, сколько на сцену спасения: она тонет, а он неохотно позволяет ей ухватиться за его ноги.
– Встань!
– (Плача.) Только если ты скажешь мне.
153
«Одеон» – один из национальных французских театров, расположен рядом с Люксембургским садом.