(Призыв Шекспира к свободному зачислению в университеты и / или смешанным бракам?)
Несколько страниц спустя ребятишки стали проявлять беспокойство, да к тому же стало так холодно, что сидеть на одном месте было уже невозможно, а потому мы собрались и пошли вскоре после них.
– Правда, это было здорово, дорогой? – спросила я, когда мы шли по парку.
Брайан рассмеялся.
– Vox populi[315], по существу, это мычание, – сказал он.
То была одна из его любимых максим, не знаю уж, где он ее вычитал. Позднее я обнаружила, что у меня пропал бумажник из сумочки, которая, пока мы читали, лежала открытой на скамье. Я не знала точно – то ли его сперли эти ребятишки, то ли я потеряла его раньше и не заметила. Несколько безумных мгновений я даже думала, что его взял Брайан, чтобы подтвердить свою мысль о «простом народе». Как и моя мать, он был последователем Гоббса. До тех пор, пока не узнал, что он – Иисус Христос и не претерпел обращения личности и веры.
Его сумасшествие? Каковы были первые признаки? Трудно сказать. Старая подружка по колледжу недавно сказала: она с самого начала знала, что Брайан какой-то не такой, «и ни за что не стала бы с ним связываться». Но именно странность Брайана и нравилась мне. Он эксцентричный, он не похож ни на кого другого, он видел мир поэтическим взглядом (хотя поэтического таланта у него не было). Вселенную он видел живой, населенной духами. Плоды говорили с ним. Очищая яблоко, он с помощью чревовещания создавал иллюзию, будто оно плачет. Посредством чревовещания у него пели, говорили и даже декламировали стихи мандарины, апельсины и даже бананы.
Он умел изменять лицо и голос в зависимости от настроения. Иногда он был Эдвард Г. Робинсон в роли Аль Капоне, иногда Бэзил Ратбоун[316] в роли Шерлока Холмса, иногда Мрачносокол Эльф – совместно изобретенный персонаж, иногда Шеклай – еще один вымышленный друг – частично Шекспир, частично домашняя овчарка – нечто вроде пишущей стихи собаки… Наши долгие совместные дни и ночи были заполнены рутинными делами, пародированием, разыгрыванием пьесок – актерствовал по большей части Брайан. Я была такой превосходной аудиторией! Мы могли гулять, и гулять, и гулять, и гулять – от Колумбии до Виллиджа, через Бруклинский мост (декламируя, конечно, Гарта Крейна[317]), а потом назад на Манхэттен – и нам никогда не было скучно. Мы никогда не сидели за столиком в ресторане молча, как это случается с мрачными молодыми парами. Мы постоянно говорили и смеялись.
То есть до того времени, как поженились. Брак разрушил все. Четыре года мы были любовниками и лучшими друзьями, совместно исследовали Шекспира – и все коту под хвост, как только поженились. Я не хотела выходить замуж. Брак всегда казался мне чем-то таким, на что у меня будет еще масса времени в будущем. В далеком будущем. Но Брайан хотел владеть моей душой. Он боялся, что я улечу. А потому он предъявил мне ультиматум: выходи за меня, или я от тебя уйду. А я боялась его потерять и хотела уйти из дома. И я заканчивала колледж и не знала, что еще делать, черт побери, – и потому я вышла за него.
Вообще-то денег на жизнь у нас не было. Мой грант, небольшой целевой фонд, который я не могла трогать несколько лет, немного быстро падающих акций, подаренных мне родителями на двацатиоднолетие. Брайан закончил аспирантуру, испытывая ненависть к истеблишменту, но обнаружил, что теперь ему нужно устраиваться куда-то на работу. Наша жизнь коренным образом изменилась. Мы поняли, как мало видятся муж и жена, как только они забираются в свою буржуазную коробку. Наша идиллия закончилась. Долгие прогулки, совместная учеба, валяние в кровати по полдня – все принадлежало ушедшему золотому веку. Брайан теперь проводил дни (и большую часть вечеров), трудясь в небольшой маркетинговой фирме, где он потел над компьютерами, с нетерпением ожидая их ответа на такие эпохальные вопросы, как: будут ли женщины, проучившиеся в колледже два года, покупать больше стирального порошка, чем женщины, прошедшие полный курс.
Он пустился в исследования рынка с такой же маниакальной страстью, с какой пускался в изучение средневековой истории или чего угодно. Он должен был знать все; он должен был работать больше, чем все остальные, включая и босса, который продал свой бизнес за семь миллионов долларов наличными вскоре после того, как Брайан загремел в психушку. Позднее оказалось, что вся операция была мошенничеством. Но в то время босс Брайана жил в замке в Швейцарии с новой молодой женой, и Брайан «прошел аттестацию». Несмотря на свой блестящий ум, Брайан не знал или не хотел знать, какой жулик его босс. Он нередко оставался на работе, глядя на мониторы компьютеров, до двенадцати часов ночи. А я в это время потела среди стеллажей Батлеровской библиотеки – писала идиотскую работу о непристойных словах в английской поэзии или, как сформулировал мой дерганый руководитель: «Сексуальный сленг в английской поэзии середины восемнадцатого века». Даже в те времена я была педантичным автором порнографии.
316
Бэзил Ратбоун (1892–1967) – британский актер, наиболее известный своей ролью Шерлока Холмса.
317
Гарольд Гарт Крейн (1899–1932) – американский поэт. В его стихотворении «Мост» (1930) Бруклинский мост является символической отправной точкой поэтической мысли.