— Все?..
Она попыталась подняться, присесть, но только смогла вытянуть руки. Кламмат приподнял ее, посадил. Она снова упала щекой ему на плечо, придавив истерзанную мокрую прядь, снова заплакала.
— Отдыхаем, десять минут. Надо идти.
— Сейчас... Как раз таблетка твоя подействует... Что-то она долго сейчас...
— Привыкаешь. Нужен какой-нибудь перерыв. Суток хотя бы трое. А ты в день по три штуки.
— Неправда, по две... Вчера вообще только одну...
Ее начинала бить дрожь, которую унять было невозможно. Но липкая гадость начинала действовать — по коже расползлись мурашки, кусая приятным глубоким теплом, растворяя судороги и боль. Леро сидела, уткнув в плечо мокрый нос, и чувствовала, что снова теряется, засыпает...
Кламмат разбудил ее, мягко выудив из топкого ила. Леро поднялась, постояла, пытаясь что-то сообразить — бесполезно. Когда Кламмат ее отпустил, она смогла простоять пару секунд — упала в грязь, на колени, на локти. Кламмат отцепил клапан.
— Возьми вот это, — он протянул светло-лимонный шарик. — Стимулятор другого рода. У нас называется «минус второй» — когда статус системы «минус два». Когда возникает угроза коллапса. Действует по-другому, сильнее и жестче, и если твоя система его отторгнет... Не знаю чем может закончиться. Даю только потому, что твоя реакция на мои персональные капсулы просперативна — странным образом.
Леро не смогла даже протянуть руку. Кламмат положил шарик ей в рот, присел, обнял, замер, поглаживая по плечу, по измученным спутанным волосам. Леро снова забылась. Но вот снова очнулась — новая капсула заработала. Посидев еще десять минут, Леро поднялась на ноги, осмотрелась.
Под обрывом, занимавшем полнеба, неторопливо текла река — черная масса вязкой, маслянисто блестящей воды. Поток тихо булькал у корней крайних деревьев, навевая еще большую дрему. Дышать опять было тяжело, но боли Леро уже не чувствовала. Лес впереди был негустой и прозрачный; листья не казались страшными жалами, как тогда, в том жутком лесу, с той стороны, с чешуйчатыми стволами... Когда это было?.. Неделю назад, или больше?.. Восемь дней, кажется... Или сколько... И, главное, палых листьев под деревьями было намного меньше — два дождя сделали свое дело. Леро поежилась, вспоминая острые листья, по которым тогда пришлось идти целый день, пока не поднялись выше...
— Два дождя, — Кламмат кивнул в коричневый полумрак. — Идти будет намного легче. Им тоже, — он сбросил на нос стереомат, перевесил удобнее карабин. — Вперед, — он шагнул под угрюмую сень леса.
X.
— Гуммо, вставай и пошли! — Хайдег схватил Гуммо за клапан воротника и вздернул. — До каникул еще дожить надо. Ну!
— Куда ты меня привел? Все продумал! Все, чтобы меня здесь бросить!
— Я не брошу тебя. Сейчас тем более. Хотя очень хочется. От тебя становится больше проблем чем может быть пользы. Встал и пошел, — Хайдег ударил Гуммо ботинком в бок.
Гуммо застонал, поднялся, закашлялся.
— Подфикси нейтрализатор, — хмыкнул Хайдег. — Даже этого не знаешь как сделать?
Он просунул палец Гуммо под фланговый щиток и подоткнул полозок. Гуммо закашлялся.
— Сейчас будет легче... Пошел.
Они пошли, погружаясь в мясистую кашу по щиколотку. Вскоре идти стало еще труднее — каша все больше превращалась в болото, и вот Хайдег, который шел впереди, иногда оборачиваясь на Гуммо, завяз по голень и стал. Долго стоял, исследуя стереоматом заросли с востока и юга.
— Придется двигать на север, — он обернулся налево. — Дьявол. Сколько у него осталось под крышкой? Реально? Не двенадцать — тринадцать, что у тебя там в оптике, а реально, Гуммо? Не знаешь?
— Отдай батарейку, Хайде.
— Чтобы ты еще раз в меня пальнул? Еще в задницу два разряда? Костюм я тебе отдал, ладно, без него загнешься... Гуммо, я тебе говорю. От тебя проблем становится больше чем может быть пользы, — Хайдег поднял стереомат, утер брови. — Идиотский комплект. Лоб постоянно потеет.
— Догони, отбери... Гы-гы-гы...
— Догоню, — Хайдег снова сбросил на нос стереомат. — Отберу.
Они свернули на север и пошли, чавкая в гниющей жиже. Хайдег старался гнуть курс на восток, к станции, но все попытки кончались одинаково — он погружался в кашу так, что идти было невозможно, и приходилось снова пробираться на север. Наконец они вышли на большую сухую поляну, от которой в лес под равным углом разбегались прогалы — три прямые широкие полосы. Одна уходила на северо-запад, вторая — на юго-запад, третья шла на восток. Тоннели прогалов терялись в угрюмой туманной мути; наверху в чистом от леса пространстве сияло неярко сиреневатое небо.
— Какой-то выход породы, — Хайдег просканировал стереоматом открытый участок. — Полтора метра вниз... Просто подарок, — он посмотрел в мутную даль в перспективе восточной прогалины.
— Ну пошли, что стоим? — Гуммо двинулся на восток.
— Знаешь чем это может кончиться, Гуммо?
— А схема?
— Этот участок снимали двенадцать дней назад. А ты знаешь что такое болота, да еще когда пошла кислота? В лучшем случае потеряем время — километра четыре туда-обратно.
— А в худшем?
Хайдег не отвечал. Он долго молчал, изучая данные схемы, сопоставляя с видимым антуражем.
— Ладно, рискнем. Мы почти у подножья этих камней. На которых, друг Гуммо, база.
Он обернулся, отразив стереоматом полоску яркого над лесным полумраком неба, пошел, почти не чавкая грязью. Часа полтора идти было очень легко — слой перегноя, еще не вытравленный первыми двумя дождями, только упруго пружинил на каменной жиле. Им удалось держать хорошую скорость, и пройти несколько километров.
Затем случилось то чего Хайдег боялся. Жила пошла под раскисшую почву; Хайдег зашел в болото по середину бедра и стал, вглядываясь вперед. Затем обернулся, не без труда вернулся на камень, зашел Гуммо за спину, дернул на ранце клапан, разблокировал бухту ауксилларного троса и сцепил ее с ранца.
— Повернись.
Он дернул Гуммо за локоть. Затем, подцепив к такелажу крепление бухты, вывел несколько метров троса, зафиксировал на себе. Затем обернулся к Гуммо, оглядел статус-табло группы питания.
— Ты в курсе, что у тебя желтенькое? Через день замигает, и начнешь пропитываться кислотой. А идти нам еще двое суток. Охотник на членистоногих и пресмыкающихся.
— Что за комплект идиотский, — прохрипел Гуммо и снова закашлялся.
— Батарейка охран-комплекта гарантирует девять суток, — Хайдег пошел вперед, — рациональной работы. Далее — режим ожидания. Пошли, Гуммо, какие сутки? Двенадцатые, не рациональной. Отвалили мы уже двенадцать суток назад — ты в курсе? Если бы ты, кретин, хотя бы разок послушал что говорят взрослые... Или хотя бы разок заглянул в учебник по элементарной физике... Стрелок по воде.
Гуммо не отвечал. Он брел вслед, стоная и бормоча. Хайдег шел осторожно, с обеих сторон обвешанный карабинами, с каждым десятком метров погружаясь в жадную жижу все глубже. Когда стало снова по середину бедра и идти дальше нельзя, Хайдег остановился и стал оглядываться.
— За то, что ты потерял мост, — сказал он, оглядывая над собой деревья, — тебя мало под шарик.
Он снова всмотрелся вперед, в неясную перспективу прогала, подсвеченного сиреневым небом, мерцающим сквозь негустую здесь с края листву. Затем подцепил мост к такелажу, навел на группу деревьев, выступающих из общей стены в шестидесяти пяти метрах. Долго целился, выбирая на каком стволе остановить квадратик захвата, повернул кольцо.
Фиксатор покинул трубку и через пару секунд вонзился в коричневый ствол. Хайдег довернул кольцо; трос натянулся, и мост потащил Хайдега, за ним кряхтящего Гуммо, через топь. Спустя двадцать секунд Хайдег оказался на толстой руке корня. Выудив за собой Гуммо, он вытянул спицу фиксатора и собрал мост.