Она заглянула даже в мансарду, но там тоже было тихо и абсолютно пусто – даже никакой мебели. Наверное, получилась бы неплохая детская – не для малыша, а для ребёнка постарше. Или просто игровая комната.
Хотя… о чём это она? Никакие дети не спасут и не заставят мужчину полюбить их мать, если он к ней безразличен. Придумывать можно, что угодно, а реальность – она вот такая, не слишком-то радужная и сказочная.
И где Илане теперь его искать? Обойти не только дом, но ещё и участок? Заглянуть – как он тогда сказал? – в «менее шумные места». Правда она знала только одно, где они вдвоём болтали на скамейке в компании шампанского и тарталеток, и даже смутно помнила туда дорогу.
Вот именно там Илана его и нашла. Всё на той же скамейке.
Глеб и сейчас расположился на ней – сидел, наклонившись вперёд, уперевшись локтями в колени, а лбом в раскрытые ладони. Совершенно неподвижный, в полном одиночестве, в блёклом свете похожего на луну круглого молочно-белого фонаря.
Он не заметил, как Илана подошла, никак не отреагировал, даже не шевельнулся. И она какое-то время стояла рядом. Потом осторожно протянула руку.
Больше всего хотелось дотронуться до макушки, до тёмных волос, почувствовать, какие они на ощупь, погладить, взъерошить, забыв про обиду и злость.
– Глеб, – негромко позвала она и всё-таки положила ладонь ему не на голову, а на плечо. Но он опять никак не отреагировал. Тогда Илана тряхнула его легонько, повторила чуть громче: – Глеб! Ты спишь?
На этот раз он услышал, резко вскинул голову, уставился осоловелыми глазами, узнал. Не сразу, но выдохнул:
– О! Жёнушка притащилась! – констатировал саркастично, нахмурился, недовольно поморщился и с вызовом поинтересовался: – Теперь будешь меня пасти? А что? Не доверяешь? Или боишься, что…
Илана не стала ждать, когда он договорит, перебив, пояснила:
– Просто ты долго не возвращался. И уже стали спрашивать.
– А! – с пониманием выдал Глеб, напомнил: – Ну ты же знаешь, я не очень люблю подобные мероприятия. – Опять глянул на неё снизу-верх, махнул рукой. – Да вроде ж и про тебя говорили, что ты тоже.
Он был пьян, не сильно, но пьян, а ещё пренебрежительно равнодушен и к Илане, и к тому, что происходило.
– Но это же не просто мероприятие! – возмутилась она. – Как все остальные. Это же наша свадьба!
Глеб опять поморщился, хмыкнул озадаченно.
– А есть разница? – Вывел убеждённо: – По-моему, всё то же, как всегда. Ноль искренности. Сплошной пафос и деловой расчёт.
– Неправда! – упрямо возразила Илана. – Не сплошной. И не все притворяются. Я не могу сказать за твоих родителей, но мои… мои, я знаю точно, искренне волнуются и рады.
– Рады? – изумлённо переспросил Глеб. – Чему?
– За меня! За нас!
Он насмешливо скривился.
– А ты? Ты тоже рада? За себя? Очень?
Илана отвела взгляд.
– Не важно. – Куснула губу, а потом опять посмотрела на мужа, произнесла насколько смогла твёрдо: – Давай вернёмся.
Глеб повернулся в сторону, откуда доносилась музыка.
– Они, что, ещё не планируют с этим завязывать?
– Как раз-таки планируют, – сообщила она. – Ждут фейерверк. И тебя.
– Фейерверк, – медленно, почти по слогам повторил Глеб, какое-то время молчал, пристально рассматривая её, а потом опять скривил рот. – Слушай! А тебе самой-то не надоело? Притворяться, делать вид, что всё по-настоящему. – Он выдал короткий смешок. – Хотя, о чём это я? Ты ведь только об этом и мечтала. Да? Ну и как? Всё как надо получилось? – Презрительно перечислил: – Фата, кольца, танец, торт. И чего ты там ещё говорила? Ах, да, фейерверк. Точно. Гори всё синим пламенем. – И вдруг решительно поднялся, пусть и покачнулся немного, произнёс: – Идём. На это, конечно, стоит посмотреть. – И опять покачнулся, переступив с ноги на ногу, чтобы удержать равновесие.
– Может, тебе сначала… – предположила Илана.
– Что? – как обычно, не дотерпев до конца фразы, перебил Глеб.
– Хотя бы умыться.
Он провёл ладонью по лицу.
– Зачем? Я запачкался?
Она мотнула головой.
– Нет. Но ты… слишком нетрезвый.
– Фигня! – убеждённо возразил Глеб, пояснил с нескрываемой издёвкой: – И это ж я тоже от счастья. Дорогая, имею право. – И тут же повторил воодушевлённо: – Идём! А то там нахрен подпалят всё без нас.
И всё-таки он невыносим. Но если бы его язвительная ирония относилась не к ней, Илана наверняка бы её оценила. А сейчас она с трудом сдерживала стремление ударить его, толкнуть, громко прокричать, чтобы он наконец понял «Ну почему? Почему нельзя по-хорошему? У нас же может всё получиться! Почему ты не хочешь даже попытаться? Почему так настроен против? Что я тебе сделала? Я ведь по-настоящему влюбилась в тебя, потому и захотела быть рядом. А ты? Что тебе не так?»